Наша служба и опасна, и трудна. Валерий Степанович Кур

[Kuki Anna]

http://www2.bulvar.com.ua/images/doc/9554268-20.jpg

25 лет назад после публикации сенсационного интервью Юрия Щекочихина в «Литературной газете» граждане СССР узнали, что в их стране тоже существует мафия. Валерий Степанович Кур стоял у истоков борьбы с организованной преступностью в Украине — именно он в 1988 году впервые в Киеве использовал сотрудников ОМОНа как отряд быстрого реагирования в борьбе с оргпреступностью, а в 1994 году был инициатором созданиятакого спецназа в ГУБОП МВД Украины под названием «Сокол» http://www.bulvar.com.ua/images/1px.gif
Летом 1988 года, ровно 25 лет назад, в «Литературной газете» — единственной, которая на это отважилась! — под заголовком «Лев готовится к прыжку» было опубликовано сенсационное интервью полковника милиции Александра Гурова московскому журналисту Юрию Щекочихину: из него потрясенные советские граждане узнали, что в их стране есть, оказывается, настоящая мафия, — более того, она уже все под себя подмяла и останавливаться на достигнутом не собирается.

Дмитрий ГОРДОН

Это, замечу, отнюдь не голословная страшилка была из разряда тех, к которым приучили нас за последние 20 лет наши политики, — в основу газетного материала легли результаты исследований, которые на протяжении шести лет проводились во ВНИИ МВД СССР, и тогда же были сформулированы три признака мафии, которые, как мне кажется, стоит напомнить. Во-первых, это преступное сообщество, которое имеет чет­кую иерархическую структуру: лидер, держатель кассы, связники, боевики и разведка, во-вторых, это организация, созданная для систематического преступного бизнеса, и в-третьих, — что самое главное! — пре­ступное сообщество становится мафией только в условиях коррупции, будучи связанным с представителями госаппарата, которые у преступников состоят на службе. Если это прокурор, из-под наказания выведет, если сотрудник милиции — секретнейшую информацию передаст, если высокопоставленный чиновник — нужный звоночек вовремя сделает...

Чтобы скрыть, завуалировать, закамуфлировать суть, советская власть всегда умело жонглировала эвфемизмами: НКВД-КГБ называли у нас компетентными органами, тюрьму или лагерь — учреждением, надзирателя — контролером, стукача — информатором, наручники — браслетами, оккупацию Афганистана — дружеской братской помощью, повышение цен — либерализацией или упорядочением... Вот и тут вместо нехорошего слова «мафия» в обиход ввели более благозвучное словосочетание «организованная преступность», но даже его произнести вслух не решались долго. Вплоть до 1989 года официально в СССР признавали существование только групповой преступности — кстати, Гуров считал в Украине наиболее зараженными вирусом мафии крупные города: Киев, Одессу, Донецк, Днепропетровск и Львов...

К тому времени сотрудника Киевского уголовного розыска Валерия Кура хорошо знали в республике благодаря циклу телепередач, в которых он рассказывал простым людям, как не стать жертвой наперсточников, организаторов лотерей-лохотронов и разных кидал. Легендарный сыщик одним из первых рассмотрел за вооруженными бейсбольными битами качками в кожанках и кроссовках, заполонивши­ми киевские улицы в конце 80-х — начале 90-х, жуткое лицо оргпреступности. Кур был одним из ос­но­вателей первого в СССР под­раз­деления по борьбе с ней в уголовном розыске Киева, а в дальнейшем создал и возглавил Управление криминальной разведки в составе МВД Украины, которое занималось стратегической и так­тической разведкой, аналитикой и внедрением в преступные сообщества.

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/f1a8f43-19.jpg
Будущая гроза бандитов, 1951 год, Воронеж

Именно Валерий Сте­панович в 1988 году впервые в Киеве ис­пользовал со­труд­ников ОМОНа как отряд быстрого реаги­ро­вания в борьбе с оргпреступностью, и не случайно журналисты прозвали его «киевским комиссаром Каттани» — этого человека, по роду службы слишком осведомленного, наделенного рисковым характером и постоянно находившегося на линии огня, боялись не только бандиты, но и некоторые представители власти. Что ж, Кур лучше многих знал, что «Лев прыгнул» (так назвали вторую статью Гуров и Щекочихин), видел, что государство позволило бандитам стать депутатами, рассадить своих людей в милиции и прокуратуре, занять высокие ка­би­неты на местном, а затем и на более высоком уровне. От рэкета и выбивания зубов проституткам мафия перешла к захвату стратегически важных объектов — тех, где крутятся настоящие деньги, а вскоре вышла на международный уровень.
Надо ли удивляться тому, что от чересчур неудобного полковника в милиции постарались избавиться? Сначала отправили «в ссылку» — в Национальную академию внутренних дел, где с 1990-го по 1994 год Валерий Сте­панович разыскную деятельность преподавал, а в 2000-м, в возрасте 48 лет, на пике карьеры, — в отставку, после чего успешно развалили Криминальную разведку, которая при Куре работала как часы.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/39105f1-18.jpg

Практически все звания полковник милиции Валерий Кур получал досрочно, раскрывая в ходе оперативных мероприятий резонансные преступления по всей территории Советского Союза. Многократно награжден ценными подарками и знаками отличия, несколько раз был ранен

Конечно, без дела Валерий Степанович не остался: ныне он один из функционеров International Police Association — Международной полицейской ассоциации, но соотечественников Кура, из которых, как свидетельствуют результаты недавнего опроса Института социологии НАН Украины, полностью доверяет милиции толь­ко один процент, это вооду­шев­ля­ет вряд ли. Ну и кому теперь из десятка министров внутренних дел, сменившихся за годы независимости, предъявлять за это претензии?

Впрочем, Валерий Степанович убежден: демонстрируя недоверие к милиции как к самому слабому звену, народ пытается заявить о своем недоверии к власти, ведь сегодня мы с горечью признаем: хуже, чем в Украине, дела с коррупцией обстоят разве что в Кении да Зимбабве. Не случайно по так называемому индексу восприятия коррупции наша страна скатилась по итогам прошлого года на 144-е место из 176-ти — с такими вот удручающими итогами мы подошли к юбилею некогда нашумевшей газетной статьи.

Кстати, автор ее Юрий Щекочихин, свои антикоррупционные расследования продолжавший, до него не дожил — скон­чался в страшных муках летом 2003-го. Коллеги его раскопали, что журналист был отравлен препаратом, поступившим в распоряжение спецподразделений, дислоцированных на Северном Кавказе (этот яд разработали в лаборатории под Санкт-Петербургом для уничтожения главарей бандформирований), а вот единомышленник и соратник Ще­кочихина Кур был дважды ранен, но жизнь, слава Богу, себе сохранил. Вовремя из игры вышел...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/fcbfba1-25.jpg
После смерти отца мать отдала Валерия в интернат.

— Валерий Степанович, рад приветствовать вас, легендарного советского, а затем украинского оперативника, «киевского комиссара Каттани», как прозвала вас в конце 80-х — начале 90-х пресса. Вы одним из первых в СССР дали определение организованной прес­тупности и выстроили разрозненные факты в систему, а откуда у вас эта не­примиримость к преступному миру — такое отношение к неправедным способам обогащения еще в детстве закладывалось?
— Возможно. Родился и вырос я в очень простой семье, которая по сегодняшним меркам считалась бы бедной. Отец рано умер, мама, овдовев, 60 рублей получала — это минимальная зарплата была, и ей в нескольких местах приходилось работать, чтобы двоих детей, меня с сестрой, плюс еще тетушку старенькую содержать. Вообще-то, я считаю себя наследником двух фамилий: по отцовской линии — Кур, а по маминой — Тимофеев.
— Кем же ваши родители были?
— Ой, пытаясь корни свои найти, в такую глубь веков я забрался... Отыскал их у древних шумеров в том самом государстве Ур, которое в школе мы изучали: Кур у шумеров — это подземное царство, некий символ.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/ba5a347-26.jpg
С мамой Ниной Ефимовной Тимофеевой, начало 50-х.

Родословная Куров вместе с той цивилизацией не исчезла — ее представителей я обнаружил в Европе: в Германии, во Франции, в Польше и потом уже в Западной Украине — вот так отцовская линия продвигалась, и скажу вам, что все, кто отношение к фамилии нашей имеют, — мои родственники.Отец мой, как и вся его семья, был репрессирован и скрывался: до начала Второй мировой в Кракове жил и офицером польской армии был — не просоветской, а той, что под протекторатом англичан находилась. Более того, у меня есть сведения, что он в дружеских отношениях состоял и одно время даже учился с неким священником Войтылой — впоследствии очень уважаемым человеком (факт этот не афиширую, но осознавать его приятно — я спе­циально в Краков ездил, там свои корни искал).
Что касается рода Тимофеевых — это русские крестьяне из Белгородской и Курской губерний: собранные, хваткие. Благодаря реформам Столыпина они очень хорошо поднялись, и именно за таких крепких хозяев комитеты бедноты взялись, когда в селах они появились, со всеми вытекающими последствиями: раскулачиванием, высылкой в Сибирь. Хорошо, что дедушку Ефима предупредили: «К вам завтра придут!».

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/85c9f16-27.jpg
Валерий Кур окончил юридический факультет Воронежского государственного университета, в районном отделении милиции занимал должность инспектора уголовного розыска. В Киев переехал в 1980 году, где начал работать в Управлении внутренних дел, в уголовном розыске

Кто предупредил? Те так называемые батраки, которые у него работали. У деда был каменный двор, крупорушка, в хлеву скотина стояла, кони имелись, а помогали со всем этим хозяйством сыновья, которых у него было много.— Много — это сколько?
— Пятеро взрослых мужчин, а мамка моя была в семье самой маленькой, одного возраста с племянниками — детьми моих дядьев. Дед всех их ночью собрал и сказал: «Ну что, родные, разбегаемся — уносите ноги кто куда может». Сыновья его в основном на Алтай подались — подальше, туда, где большевики не достанут, а сам он взял маму и с палочкой пешком из Белгородской губернии, где до этого жил, в Воронежскую отправился. Оброс в пути очень сильно — до неузнаваемости...
В ту пору повсюду строительство новых предприятий шло, и один хороший доб­рый руководитель, который в то время строительство возглавлял, сказал ему: «Мне плевать, что вы беглый, не важно, кто вы, — я вам справочку выпишу. Вот вам надел в восемь соток, ройте землянку и живите, но предупреждаю: на работу ходить регулярно, иначе в тюрьму посажу». Примерно так же разговаривал он со всеми, но организатором этот человек был что надо, поэтому вскоре там вступил в строй завод, затем кордная фабрика, и когда мамка моя подросла, она пошла туда работать ткачихой.
— Насколько я знаю, в детстве, после смерти отца, несколько лет вам пришлось провести в интернате — школой жизни для вас эти годы стали серьезной?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/12587d4-24.jpg
В рабочем кабинете, конец 80-х

— Знаете, это прекрасное было время — в стране после смерти Сталина оттепель началась, и у Хрущева великолепная возникла задумка — организовать бесплатное, за счет государства, обучение и содержание детей.
— Сейчас бы так...
— Да, но любую, даже отличную идею можно загубить на корню, превратив ее в фарс. К сожалению, натиска реалий интернаты не выдержали, ведь туда, на казенный кошт, всех подряд отдавали. Мама моя вынуждена была отправить меня, чтобы трудиться, — руки рабочие были нужны! — но сначала со мной посоветовалась: «Валерик, ты возражать не будешь?». В интернате надо было жить всю неделю, и ночами мы плакали, представляете? — хотя всем обеспечены были: нам выдавали форму, нас кормили, на прогулки водили. Было все, кроме материнской ласки, заботы, и может, поэтому впоследствии каждый второй воспитанник преступил закон. Каждый второй! — за всеми уследить тяжело было, хотя есть и другие примеры. Рядом со мной, только в параллельном интернате, учился и воспитывался Стас Садальский, впоследствии ставший актером, — я хорошо его помню.
...Много лет спустя я одного из своих бывших соучеников встретил: папа их бросил — вот мама-торговка и отдала сына в интернат, а мальчик страдал. Его, конопатого, стеснительного, приехавшего из села, поначалу все загоняли в угол и били, но, думаю, ребята, которые издевались над ним, об этом очень потом пожалели, потому что к окончанию восьмого класса Вова Проскур вымахал под потолок и стал авторитетом.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/748af8f-21.jpg

Бомбил (воровал. - Д. Г.) все подряд, страх наводил на всех, сам же никого не боялся. Ну, кроме меня. Почему? Потому что в первые интернатские годы я его защищал, от тумаков и нападок оберегал, видя их несправедливость. Кто же тогда мог предположить, что потом, уже будучи инспектором уголовного розыска, я стану ему «палачом»?...В тот день (это было в России) я был дежурным по отделению, и мы сообщение получили: «Разыскивается особо опасный преступник-рецидивист за убийство — перекрыть все дороги, входы и выходы».
Все лазейки мы обложили, чтобы мышь не проскочила, и вдруг мне по рации передают: «Возвращайся, преступник задержан». Прихожу в свой кабинетик (вообще-то, мы впятером там сидели, но на дежурстве я остался один), и заводят ко мне громилу, в котором я узнаю... Проскура. Просидели мы с ним почти до утра — он плакал и в таких мне вещах признавался, что я понял: бедный, несчастный пацан...
Вова сказал: «Я его не убивал, не по понятиям мне, но все возьму на себя. Валера, пиши: я, я его запорол (зарезал. - Д. Г.)» — и рассказал, как дело было. «Это, — говорит, — сожитель нашей одной подружки: он стал к ней приставать, бить ее, а мы просто пьяные, отор­ванные пришли, навалились туда (ввалились толпой. - Д. Г.)... Он закрылся, мы выломили все, что можно, а кто там ширял... Да мне это...». Не хочу сей­час его слова на блатном повторять жар­гоне — сама жизнь в такую грязь му­жи­ка затащила.
Вот так интернат аукнулся, хотя наши воспитатели очень душевными, нежными были людьми. Страшную истину скажу: этот «казенный дом» много судеб сломал, но там же, возможно, у кого-то рождалось и большое сильное сердце.
— Из окон комнаты, где мы сейчас беседуем, видно знаменитое еще с царских времен здание силовиков на Владимирской, где вы долго и упорно трудились на благо Родины, — кстати, и ваша фамилия Кур звучит точь-в-точь как аббревиатура Киевский уголовный розыск: курьезные ситуации никогда в связи с этим не возникали?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/afe0262-22.jpg
Валерий Степанович успокаивает граждан во время операции по задержанию рэкетиров у станции метро «Тараса Шевченко», конец 80-х.

— Постоянно, а особенно часто после перевода из российского МВД в украинское, когда представлялся. «Ну, хорошо, — говорили мне. — Мы понимаем, что ты КУР — Киевский уголовный розыск, а фамилия-то у тебя какая?». Моим наставником и куратором знаменитый Борис Хряпа был...
— ...ну да, легендарный сыщик...
— Его, прекрасного агентуриста, отличного опера, уважали все, в том числе и те, кого он сажал. Возвращаясь из тюрем, многие к нему обращались — писали, просили, как говорится, путевку в жизнь. У него всегда отдельный был кабинет, но этим он не кичился, и мы, молодые сыщики, толпами шли к нему за советом. Голос Борис Иванович никогда не повышал — только рассказывал, как надо работать.
Так вот, однажды Хряпа шепнул мне: «Сынок, зайди», а когда с глазу на глаз мы остались, огорошил: «Ты сейчас не только на телеэкране стал популярным, но и в преступной среде — давай-ка подумаем, как это использовать». Я удивился: «А в чем дело?». — «По моим агентурным данным, среди блатных слушок прошел, что для борьбы с организованной преступностью руководство МВД выписало некоего немца Курта, а многие из них тебя и в глаза не видели — что будем делать?». Я плечами пожал: «Борис Иванович, как вы скажете». Он усмехнулся: «Значит, пусть все идет своим чередом», и долгое время я везде проходил как Курт — под этим именем практически первые в СССР подразделения по борьбе с ОПГ возглавлял.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/52e494d-28.jpg
Валерий Степанович (слева) принимает участие в обезвреживании похитителей бизнесмена, требовавших выкуп и угрожавших заложнику смертью. Киев, во дворе улицы Прорезной, начало 90-х

Кстати, в том, что мое подразделение действительно было в Союзе первым, — это же 87-й год! — уже потом убедился. Его созданием мудрости Василишина мы обязаны — в то время начальника Управления внутренних дел, а в последующем министра. Он как-то подошел ко мне и говорит: «Слышишь, ты тут бегаешь, со своими наперсточниками сражаешься, а у меня к тебе предложение. Есть информация, что на II съезде народных депутатов Бакатин (в тот момент министр внутренних дел СССР. - Д. Г.) впервые признает, что организованная преступность все-таки есть, и по всему Союзу будут структуры по борьбе с ней сфор­мированы, поэтому давай так: я тебе дам сколько ты хочешь сотрудников — любых, но они не у тебя будут числиться, а будут прикомандированными: создавай все, что нужно, — и вперед».
Замечу: специального закона и даже при­каза министра или начальника УВД Киева еще не было, так что действовал только по рапорту, который на имя Василишина написал с просьбой выделить мне необходимое количество младших инспекторов уголовного розыска — 20 человек, сотрудников киевского ОМОНа — одну роту во гла­ве с майором Борисенко, который стал в 1995 году первым начальником «Сокола» в ГУБОП МВД Украины и возглавляет его по настоящее время, два экипажа ГАИ, од­но­го сотрудника ЭКО (экспертно-криминалистического отдела) УВД и попросил дать мне в подчинение «личного» следователя. Также о двух автомашинах заикнулся — уазике и легковой...
В общем, много просил. Из техники в ре­зультате не получил ничего, следователя в подразделение — тоже (это была роскошь тогда), зато энтузиазма у таких же, как я, предостаточно было. Работать у меня хотели все, и сотрудники оперативных подразделений, и ОМОНа, и ЭКО, и ГАИ.

[Kuki Anna]

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/b02864c-20.jpg
Захват организованной преступной группировки, Киев, начало 90-х

Перед каждой операцией я забегал в кабинет напротив к молодому, но опытному начальнику следственного отдела Петру Коляде, и он никогда мне не отказывал — «на пальцах» разъяснял, как задокументировать «наперсточника» или рэкетира для судебной перспективы (то есть чтобы задержание не было напрасным, чтобы ни один суд не мог преступника выпустить).Мы часами сидели и готовились к операциям, все прорабатывали — как и где, например, записывающие устройства закрепить. Очень помогала мне так­же следователь, гроза преступного мира Валентина Серпокрылова.
Младшие инспектора уголовного ро­зыска, которых мне выделили, — аж 20 человек! — это была настоящая роскошь для любого руководителя, оперативника: конечно, мне завидовали и даже пытались мешать, но как только сигнал поступал, что где-то «станки» (так мы наперсточников между собой называли) появились, кидалы или рэкетиры, моментально кто реагировал? Все Кура искали. Почему? А больше некого было — ОМОН, а в последующем «Беркут», самостоятельно этим еще не занимался, а мы же оперативную информацию получали... И вот со своими бойцами я вылетаю — как правило, со мной три-пять человек по гражданке — и задерживаю Помидора, Черепа, Никиту, Бабая... Ну и еще кое-кого из тех, кто сейчас за границей находится, — Резаного, например.
— Такие кликухи замечательные, да?
— Тем не менее это очень яркие личности были... И вот представьте, задерживаю их, а я в гражданской форме всегда был. И потом, для оперативной работы все эти шпионские штучки нужны — я был всегда, как у нас говорят, запакован, то есть очень хорошо технически оснащен...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/e1ab160-23.jpg
Валерий Кур со своим руководителем и старым товарищем — генерал-лейтенантом, первым начальником отдела по борьбе с организованной преступностью в Киеве и в Украине Николаем Поддубным

— Что же вы при себе имели?
— Все, что на тот момент техника позволяла, — практически шел и происходящее документировал... Может, вы смотрели старый фильм, где у героя был глаз, который все, что видел, снимал, как кинокамера?
Если у Джеймса Бонда был один ученый в помощниках, то на меня целый отдел ЭКО УВД города Киева работал. Один из руководителей — мой хороший товарищ Николай Солодкий, полковник, — выделил мне суперэксперта Виктора Фернегу, и тот ночами сидел и придумывал, как мне в мою гражданскую одежду, в мое тело вмонтировать новейшие на тот момент устройства для аудио-, фото— и видеофиксации.
— Хм, а свой «джеймсбондовский» арсенал перечислить вы можете?
— Подробностей не расскажу — это профессиональный секрет. Во-первых, бы­ла у меня для связи со всеми нашими рация — ребята мои знали, что я всегда под номером: не первым, а 141-м. Во-вторых, устройства для аудио— и видеозаписи всегда на себе носил, хотя замаскировать их очень тяжело было...
— ...по тем временам...
— ...да при том техническом уровне, ведь это надо было тяжелый предмет во внутреннем кармане у себя спрятать или же в сумочку запаковать. И вот представьте, я участие в задержании принимаю... Была, помню, драка с бандой Черепа, причем серьезная. Один из «бригадных» Никита — мастер спорта, спортсмен, прекрасно боксировал... Он, кстати, из очень хорошей семьи: мама — ответственный работник весьма серьезного учреждения...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/283d19c-29.jpg
С Дмитрием Гордоном.Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— ...да и сам неплохим парнем был...
— Интеллигент — может, поэтому сегодня Никита Н. работает за границей и весь нажитый здесь капитал использует на благо не Украины, а другой страны.
Так вот, бросаем их в уазик, я сажусь рядом, потому что знаю: смоются 100 процентов (или кто-то из работников милиции не выдержит и отпустит), и тут ко мне вполголоса Помидор обращается. Фамилию его не называю, потому что сейчас это известный человек, крупным бизнесом занялся (более того, мне кажется, он вовремя понял, что тогда, в конце 80-х, он участ­вовал в нехорошей игре). «Слышишь, мужик! — заговорщицки шепчет. — Знай, я лично от Курта. Сам понимаешь, это просто наперстки — Курт нам разрешил. Дай возможность отвалить (убежать. - Д. Г.), прошу тебя, отпусти». Я хмыкнул: «Ну, если Курт сказал, то без разговоров».
В Днепровский райотдел заезжаем, захожу, мне все навстречу: «Кур, Кур!»... Помидор сразу понял, что маху дал, — подходит: «Прости, командир, не узнал. Что от меня надо, скажи». Я ему объясняю спокойно: «Боря, пока с Черепом вы работать будете, никому из вас покоя не дам. Вы интеллигенты, аристократы (ну, подхвалил. - В. К.), и хотя мошенники и проходимцы, но такие талантливые, что к уголовной ответственности привлечь мне вас тяжело. А вот Черепа, который людей ни за что убивает, я — даю слово! — найду и посажу. Можешь его предупредить! — и отвалите от него как можно быстрее».
— Череп свою жуткую кличку оправдывал?
— В полном смысле слова. И знаете, после моего предупреждения Помидор и другие умудрялись вроде бы входить, по официальным сводкам, в группировку Черепа, но при этом с ним не работали.
— Вспомним 85-й год, апрельский пленум ЦК КПСС: вместо умершего Константина Устиновича Черненко к власти в Советском Союзе приходит Михаил Сергеевич Горбачев, начинается перестройка, а с ней ранее чуждые социалистическому обществу явления, в том числе в экономике, возникают. Закон о кооперативном движении зеленый свет большущим деньгам дает, богатые люди появляются, и начинается рэкет. Советским гражданам это явление было тогда незнакомо — вы с ним фактически первым столкнулись, а что представляли тогда собой рэкетиры и как доморощенный рэкет вообще крепчал?

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/9cb9608-17.jpg
Фото Ефрема ЛУКАЦКОГО

— Поправлю вас, Дмитрий: я не первый столкнулся — во всех более-менее развитых индустриальных точках Советского Союза это проявилось в равной мере.
— И одновременно?
— Да, ярко выраженная или в стертом виде, но эта «зараза» пошла по всей стра­не. Мне казалось тогда, что я одним из пер­вых в борьбу с ней включился, и в 89-м году на совещании в Домодедово, куда свезли всех, кто эту работу в своих республиках начал, в предположениях сво­их утвердился. Такая реакция — на опережение! — стала возможна в Украине благодаря Василишину, и возможно, Андрей Владимирович и заслуживает за что-то порицания, но не с моей стороны.
Мне доставалось от него не меньше, чем всем другим, но делал он это с такой интеллигентностью, что, честно говоря, на него у меня спустя годы обиды не осталось, так что пускай другие ему оценку дают, и он на том свете ответит, а я поясню, в чем мудрость его заключалась. Василишин уже в то время направление, в котором будет криминал развиваться, предвидел и опасений своих не скрывал: мол, готовьтесь, что будут бомбить райотделы, бить, убивать, решетки в милиции ломать, из ­кабинетов сотрудников личные и рабочие дела забирать: наши и нашей агентуры, — уголовные и оперативные дела воровать — так все впоследствии и случилось.
В то время, в 87-м, никто в Советском Союзе в этом направлении не работал, а Андрей Владимирович сумел все предвидеть. Кооперативное движение, конечно, не Василишин создавал — возникло оно по велению времени, и его даже не Горбачев придумал, а сама история так распорядилась, потому что объективные закономерности существуют. Так вот, само по себе кооперативное движение было действительно нужным — оно позволило вытащить из тени цеховиков.
Я еще молоденьким офицериком был, но с теневиками уже сталкивался — вы таких помните?
— Ну, фильм «Асса» хорошо эту публику показывает, правда?
— Прекрасно!
— И Станислав Говорухин в роли вли­я­тельного криминального авторитета Крымова весьма убедителен...
— Да, Говорухин молодец — он одним из первых стал об этом говорить, благодаря чему и нам становилось легче. Руководство страны, легализовав то, что от них не зависело, позволило наиболее предпри­им­чивым, наиболее деловым развернуться — любому человеку, по сути, шанс дали: пробуй себя...
— ...и зарабатывай!..
— Первое время налогообложение было минимальным — препон никаких не ставили, ты мог работать где угодно и как угодно. Но опять-таки: каким бы свободным ни был рынок, у него должны быть рамки, очерченные обществом, государством. В первую очередь его участникам должна быть обеспечена защита государства, а у нас в то время никто в милицейской форме на улицу не выходил — боялись. Это только я такую дерзость себе позволял там, где Курта узнавали. Иначе можно было очень легко схлопотать.
— В форме?!
— Да, и я очень хорошо помню начало 90-х, когда меня в Академию внутренних дел «спрятали»: в так называемую ссылку отправили. Лекции мы обязаны были вести в форме, и вот однажды сидим, обсуждаем это, и полковник Голубец, прекрасный опер (царствие ему небесное!) говорит: «Не ходите в форме, берегите себя, а то вот меня встретили...».
Он долгое время по линии исправительно-трудовых учреждений работал, оперативником был. «Ты знаешь, — признался потом мне, — совершил я в прошлом один грех, поступил с одним осужденным не­спра­ведливо, и 10 лет думал об этом и ждал расплаты... Уже будучи полковником, однажды, когда возвращался домой, услышал сзади топот и понял: это за мной» (у него в тот момент такое же состояние было, как у героев фильма-сказки «Варвара-краса, длинная коса», перед которыми из воды рука Чуда-юда с криком «Должок!» высовывается).
И вот Голубец говорит: «Тогда я понял, что надо проститься с жизнью, но еще не сообразил, кто это пришел. Обернулся и стал ждать, а когда увидел заточку, сразу узнал моего подопечного из того места лишения свободы, где был грешен. Бывший зек сказал: «Ну что? Пришел твой черед?» — и когда увидел, что я дрожу и что заплакал (мне было даже не страшно, а стыдно, что так бездарно заканчиваю), он процедил: «А вот у меня вся жизнь теперь испорчена. Иди и помирай сам». Представляете?
Полковник Голубец тогда посоветовал: «Сынок, не ходи сейчас в форме — вдруг и у тебя перед кем-то должок», — и я его послушался. Не из-за боязни, а потому что знал: я — человек служивый, и стыдно, когда тебя бьют (мы все этого опасались, потому что быть битым зазорно).
...Так вот, для так называемых цеховиков, которых государство в подполье загнало, кооперативное движение было глотком воздуха, ведь жесткие условия советской экономики самых талантливых...
— ...и предприимчивых...
— ...задавили, да и как еще человека назвать, если на тех же основных средствах, из тех же материалов, из которых советские фабрики неликвид клепали, он мог сделать что-то дефицитное, супердорогое? Государство могло колоссальные прибыли получить, но жесткая идеология зажала в тиски экономику, и цеховики скрылись в тень, откуда стали платить куда? В общак «на зону», потому что на них сразу «сели» блатные.
— Иными словами, рэкет и в советское время уже был?
— Еще и какой! — но по-своему благородный, во всяком случае, блатным авторитетам раньше ни в коем случае нельзя было чистым рэкетом заниматься — там были понятия.
— Брали процент?
— Правильно. Ни в коем случае нельзя было трогать тех, например, кто «кормил» зону наркотиками, кроме того, они уже тогда знали, что наркомания — болезнь, а не преступление. От безысходности наркоманы на зоне что угодно «жевали» — в том числе чифирь, и это был способ выжить — без дозы на стенку полезешь. И вот, если, не дай Бог, кто-то из наркодельцов барыжничал (спекулировал. - Д. Г.) и впаривал (всучивал товар не лучшего качества. - Д. Г.), разговор с таким был короткий: камень во рту или петля на шее. У блатных понятие по барыгам очень конкретное было — им просто нельзя было с этой категорией иначе себя вести. Ну а теперь представьте: перестройка. Кроме блатных авторитетов, которые обязаны были всю жизнь провести в тюрьме...
— ...бывшие спортсмены появились...
— Не только спортсмены, но и комсомольцы, а почему бывшие? Потому что детище Михаила Сергеевича все естественные общественные язвы, в том числе безработицу, обнажило. Вообразите: вдруг потребность в таком количестве инженеров, спортсменов отпала, и куда бедному комсомольцу податься? Он в кооперативном движении себя искал.
— Помните песню Асмолова?
Мы бывшие спортсмены,
А ныне — рэкетмены!
Ну что ж нам было вены,
По-твоему, вскрывать,
Когда героев спорта,
Ему отдавших годы,
Как говорится, мордой
Об асфальт?
— Да-да-да, но это от безысходности происходило, и вот представьте себе новую энергичную молодежь. Да, у этих ребят не все было нормально с законом, но условие сидеть в тюрьме обязательным для них, в отличие от блатных авторитетов старой закалки, не было...
— ...и воровские понятия они презирали вообще...
— Нет, из воровского закона они брали, но лишь то, что им было нужно. В общем, воры, авторитеты почувствовали вдруг натиск новой молодой волны. Признаюсь, что в конце 80-х лично ко мне представители старого воровского мира обращались и предлагали дать им всего одну ночь...
— ...на истребление...
— ...Варфоломеевскую. «Мы, — говорили они, — эту пену кооператоров, новых авторитетов и комсомольцев так вам почистим, что дышать станет легче. Посмотрите, начинается беспредел, а вы сидите сло­жа руки».
Раньше мы знали практически всех, кто особо опасным считался, — если это рецидивист, он обязательно состоял у нас на учете и должен был регулярно в милиции отмечаться, мы контролировали каждый его шаг. Помните, я вам про Проскура рассказывал? Он сам мне сказал: «Валера, мне надо сидеть — долго находиться на воле не могу. Я по понятиям должен все взять на себя, чтобы там, на зоне, в авторитете быть, а тут мне не жизнь». Так вот, молодые так называемые рэкетиры, или новые авторитеты, наоборот, абсолютно...
— ...сидеть не хотели...
— ...на зону не стремились и очень быст­ро кооперативное движение под свою взяли крышу. А представьте, каково было тем, кого иначе как «кооператорами проклятыми» не называли? С одной стороны, на них блатной мир давил, с другой — мы — власть, и все их ненавидели. Новые рэкетиры меры не знали, они позволяли себе творить беспредел. Приходя на рынок, забирать, например, часы в количестве тысячи штук — именно столько я лично изъял у бандитов, наехавших на поляка, который собрался здесь торговать.
— Тысячу штук?
— Да, причем поляк мне сказал: «Командир, вы спасли мне жизнь — берите что хотите и сколько хотите: это не взятка, они все равно у меня бы забрали...». Потом только я узнал, что кое-кто из наших предложением этим воспользовался... За них стыдно было, а ведь в моей среде тоже многие считали (таких 90 процентов было), что кооператор проклятый на теле народа сидит, и ничего страшного в том, чтобы у него немножко для себя позаимствовать, не видели.
Подводя итог, скажу: не взяв кооперативное движение под контроль, под защиту государства, мы очень проиграли. Во-первых, это позволило рэкету развязать со старым криминальным миром войну, а во-вторых, повлекло за собой увеличение стоимости кооперативного продукта ровно наполовину.

[Kuki Anna]

— В конце 80-х вы прославились борьбой с наперсточниками, которые были тогда в новинку, в диковинку, а это правда, что научились виртуозно наперстки «крутить» и, как мне рассказывали, с коллегами не только играли, но и большие деньги у них выигрывали?
— Это легенда, созданная, судя по всему, моим очень хорошим товарищем Мыколой Поддубным, — чего для красного словца не скажешь? Я расскажу, как было на самом деле.
Действительно, к концу 80-х игра в наперстки быстро распространилась, с ее помощью можно было столько же денег собрать, сколько и рэкетом. Представляете, сколько тогда желающих поглазеть сбегалось? — как в 20-е годы в Америке!
— Дураков же вокруг тьма!
— Нет, расчет не на дураков был, а на человеческую психологию, и вы знаете, я таких солидных и уважаемых игроков в этой среде встречал, что иногда за них стыдно было. Поверьте, страсть к игре, азарт — особое чувство, которое обсуждению просто не поддается.
Так называемый новый рэкет моментально провозгласил набор в свои ряды — тогда стало модным рэкетиром быть или состоять в бригаде...
— ...ведь, приобщившись к этому миру, молодой человек крутым себя чувствовал...
— Вот именно! Кожаная курточка, белый шарфик, мягкие, на невысоком каблуке туфельки (может, даже с бантиком сверху, что в мужской среде неприемлемо было), белые носки, обязательно дутая курточка и брюки, зауженные книзу, как стиляги в конце 50-х и в 60-х ходили. Эти атрибуты были как бы опознавательным знаком по принципу «свой-чужой», и многие к ним тянулись, причем попадались там люди действительно талантливые. Самой высокой категорией среди них все-таки я считаю кидал, то есть мошенников-«артистов»...
— Это те, которые «куклы» подсовывали?
— И не только «куклы» — такие комбинации проворачивали, что об этом фильмы можно снимать. И вот из этой среды новые авторитеты и стали талантливых набирать, с руками умелыми.
Как правило, все кидалы прекрасно работали. Обычно на карточной игре люди с особой чувст­вительностью специализировались — они с детства пытались найти своим умениям применение, а потом понимали, что просто так играть нельзя — только под крышей. Мы искали и находили банк-стол (квартиру, используемую шулерами для игры между собой. - Д. Г.), поэтому я знаю, какие там суммы крутились: представьте себе — посидеть и за ночь снять 20 тысяч рублей. 20 тысяч! — в то время как у меня, офицера, зарплата была...
— ...150, наверное?
— Оклад — 105 рублей за должность (у инспектора уголовного ро­зыска или старшего инспектора — 110) и 35-45 за звание — после уплаты пар­­тийных взносов и остальных вычетов на руки я 120-130 рублей получал, а там столько!
Естественно, люди, которым это было дано природой, необыкновенно привлекательными для бандитов становились и нужными. Их забирали в игровики, в так называемый гемблинг (организацию азартных игр. — Д. Г.) — терминологию мы у западных кол­лег передрали, когда я начал уже вместе с американской FBI (ФБР) работать — у них было чему по­учиться. В США закон Рико приняли, направленный против рэкета и коррупции, — вы наверняка о нем слышали. Есть еще опыт германской ВКА — Bundes Kriminal Amt, для них это все уже пройденный этап.
В каком-то отношении, правда, нам было легко. Мы учились у них и стали действовать целенаправленно. Просто искали возможность «поднырнуть» под игрока и оттуда уже все уз­нать. Организован этот кри­минальный «бизнес» был очень просто — игроку ставку давали, он получал свою долю...
— Наперсточнику?
— Да, «низовому», который сидел-крутил, приговаривая: «Кручу-верчу, обыграть вас хочу», — и другие стишки похожие. Обязательно «подставной» имелся, который выигрывал, — этот персонаж менялся, женщина среди них предусматривалась — желательно, чтобы они в паре работали. Непременно еще «верховые» присутствовали — крепкие ребята, которые могли дать сдачи, и «сигнализаторы» — разведчики. У них постоянные пункты были — например, рынок «Юность», авторынок на бульваре Перова. В других городах, регионах наперстки тоже расцвели буйным цветом, но в столице все проявлялось наиболее ярко. Так вот, на рынке, что на бульваре Перова, по периметру стояли посты: на центральном въезде, боковом — глядели во все глаза, но им тяжело было меня усмотреть. Во-первых, одет я был соответственно, во-вторых, я же Куртом для всех был и в лицо меня никто не знал — даже Боря Помидор ошибся, хотя для него это непростительно.
В общем, мы появлялись там тайно, и я часами сидел и наблюдал, изучал их работу, хотя, признаюсь вам, каждый второй из тех талантов был также нашим источником. Ну, такова наша сущность — обязательно на свою сторону переманивать, вербовать, и, скажу вам, в основном талантливые люди из преступной среды рано или поздно уходили. Поиграть им было интересно, но так называемых мурчащих (рэкетиров. - Д. Г.) они ненавидели — им в таком окружении тяжело было. Ой, а можно я отвлекусь?
— Конечно...
— Не знаю, стоит ли одну из крупнейших компаний упоминать, но все-таки попытаюсь. Ее название сегодня практически на каждом перекрестке звучит — на букву «Ф» начинается, так вот, один из ее основателей — талантюга необыкновенный, образованный человек! — прекрасно катал (правда, он говорит, что играл): авторитет Кисель обеспечивал ему крышу, и за ночь они снимали в карты до 20 «штук» и более.
Он всегда такой щирый был украинец — хорошо, что нашел в себе силы увлечение это оставить и свой стартовый капитал бросил в бизнес, в торговлю. Не знаю уж как, но избавился от Киселя, ушел оттуда — возможно, откупился. А сколько же было тех, которые так и не смогли свой талант в другом реализовать и остались в преступной среде?
— Вы в совершенстве наперсточный промысел изучили и обыгрывали, я знаю, профессионалов...
— Ну, профессионалов — нет, к тому же я никогда не играл с публикой: это и не нужно было. Сотрудник милиции становил­ся к наперсточнику зачем? Показать, что новый станок появился и получить по голове? Нет, просто задержание должно было обязательно в момент игры проводиться, когда происходящее можно задокументировать. Поэтому я был обязан обладать всеми качествами тех, с кем боролся (и не только наперсточников). Но поскольку поветрие это было модным и интересным, приходилось и на телевидении выступать. Тогда на тему ор­га­низованной преступности было табу, освещать ее не разрешалось, но наши украинские каналы меня при­глашали. Я на стеклянном столе наперстки раскладывал и механизм обмана показывал, чтобы предупредить: граждане, не играйте!
— Валерий Степанович, а теперь сюр­п­риз: у нас тут стеклянный стол, и я специально наперстки с собой при­хватил. Не знаю, насколько это удобно, но попросил бы вас показать спустя... Сколько, кстати, с той поры прошло лет?
— 20 с лишним уже, и, честно говоря, необходимые навыки я уже подрастерял. Во-первых, посмотрите на мои руки спортивные — они уже не те.
— Говоря о ваших руках, один мой товарищ сказал: «У него кулак, как у меня голова»...
— Спасибо спорту... А во-вторых, у вас, конечно, не совсем подходящие атрибуты. Наперстки, я чувствую, вы на обычном рынке купили, так? Шарики тоже не те: нужны из каучука — тогда они лучше катаются. (Пауза). Ну ладно, давайте: я уже изрядно все под­забыл, но что делать? Смотрите, Дмитрий, попытаюсь показать вам, как наперсточники простой народ обдуривали, — может, даже попрошу вас принять в моей игре участие. Вы уже знаете, где шарик находится?
— Да, вот здесь...
— Начинайте крутить.
— Так?
— Как хотите. Крутите, меняйте местами...
— Вообще-то, я никогда не играл...
— Не отвлекайтесь, следите за тем, где шарик.
— Хм, так его нигде нет!
— Представляете? А он же у вас вот здесь (достает из-под воротника моей рубашки. - Д. Г.) — и теперь я скажу всем: как бы вы ни старались, уважаемые читатели, никог­да у профессионала не выиграете, и напер­стков здесь может быть сколько угодно.
— Потрясающе!
— Почему я предоставил вам возможность самому поиграть? Потому что многих в игру так и втягивали, и вот обещанный эпизод. Когда я всеобучем занялся и стал о наперстках народу рассказывать, все, кто меня узнавал, встречая в троллейбусах и в автобусах (личной машины у меня не было), говорили, что мной гордятся, Каттани называли и... просили раскрыть секрет. В нашей среде, поверьте, даже солидные серьезные офицеры...
— ...увлеклись?
— Ну очень, а многие в шахматы и карты играли и, замечу, талантливо — но не на деньги, наверняка.
Я всегда, к сожалению, яркой был личностью...
— ...к сожалению или к счастью?
- (Улыбается). Мне и доставалось за это, но когда надо было что-то пробить: по­лучить помещение, финансирование, — мой старший товарищ Мыкола Поддубный всегда обращался ко мне. Он такой молчаливый, спокойный, выдержанный, а я и поговорить могу, и доложить как надо. А ФИНО (финотдел) приходилось обычно обхаживать — условно говоря, бухгалтерия есть бухгалтерия. И вот представьте себе: уважаемый Валентин Недашковский, который у нас в городском Управлении внутренних дел начальником ФИНО был, очень хотел поближе со мной пообщаться. Но меня же трудно было на месте застать — каждый день с утра до ночи на захватах, на задержании пропадал. И Мыкола попросил: «Давай к нему сходим — он так хочет посмотреть, как ты это делаешь. Ну и финансирование получим». Упросил...
Я никогда не любил, если честно, орудием быть, куклой в чьих-то руках, но Мыкола — мой старший товарищ, и я согласился. Зашли мы во время обеденного перерыва к Недашковскому в его солидный кабинет, и тут уже началось представление.
Во-первых, атмосфера была очень душевная. Мне все нравилось — я у начальника ФИНО редко бывал, а он откровенно и честно сказал: «Какой же ты умный, какой молодец... Ну, покажи!». — «Хорошо, — говорю, — но тогда представим, что какие-то средства у нас на кону». — «Идет». Конечно, я его обыграл, но условно: никаких денег, кроме тех, которые нашему ОБОПу полагались, не было — Недашковский бы их и так выписал. Мы посмеялись потом, но секрета: где, как и почему — ему, как он ни допытывался, я не открыл. После этого мой авторитет на недосягаемую высоту поднялся — надеюсь, почтенный наш финансист, настоящий профессионал, не обидится на меня за то, что давнюю историю рассказал. Кстати, мне показалось, что после той игры он стал еще больше меня и Управление по борьбе с организованной преступностью уважать.
— Это правда, что этими вот кулаками большими наперсточников вы били лично?
— Нет, хотя случаи, когда действительно во время задержания вынужден был — мне так казалось! — фи­зическую силу применить, были.
Совсем молодым лейтенантиком, работая инспектором областного управления внутренних дел, я бы­л срочно отправлен в командировку в райцентр, поселился в двухэтажной гостинице, и вот звездная весенняя ночь, я уже засыпаю, пистолет, как всегда, рядом...
— ...под подушкой?
— Ну, под подушкой опасно держать — забыть можно, имейте в виду. Нет, оружие тогда не надо было под подушку прятать: просто всегда, чтобы не забыть, клал где-то рядом — в пределах досягаемости, хотя разгула преступности, чтобы опасаться налетов, не было, короче, слышу вдруг, на площадке — тогда фонари светили! — прямо под ними группа подпивших молодчиков напала на женщину. Та кричит: «Помогите, отдайте!», а они у нее — я вижу в окно — сумку выдергивают. Пьяные, молодые, где-то до 20 лет — можете мое состояние представить? Во-первых, я же герой — и сейчас-то никому не уступлю, по крайней мере, уступить не захочу, а тогда в 25-27-летнем возрасте и подавно. Выскакиваю со второго этажа...
— ...с пистолетом?
— Нет, в том-то и дело — оставил его, представляете?
— Нехорошо...
— Согласен, хотя дверь закрыта была. Вылетел, в общем, и сразу мысль: мне не себя, а пострадавшую защитить надо. Как? Их много, а если кто-то сзади ударит или в сутолоке ширнет? Это эксцессом исполнителя называется: он же никого о своем намерении не предупреждает — у него не­про­извольно все происходит, человек сам принимает решение, а уследить в толпе за каждым весьма тяжело. Мне надо было лидера определить, самого опасного вычислить. Оттесняю женщину, ставлю ее за сво­ей спиной и начинаю с ними по одному разбираться. Управился быстренько: одному ручку за спину — хрусь!..
— ...готов!..
— ...слышу, связочки поползли — все, думаю, он уже не работоспособный... Второй, третий, четвертый... Увидев здорового мужика, они приостыли — я был выше их и так легко, хорошо, как мне казалось, с ними расправлялся. Быстренько машина милицейская подскочила — видно, из гостиницы кто-то вызвал, а этих человек 15, среди них пара девчонок...
— ...подостывших...
— ...пришедших уже в себя. Мы их быстренько упаковали. Гордый, прихожу в РОВД, тут же начальник милиции появился — как-никак я начальствующее лицо: хоть и лейтенантик, а из области. Теперь, думаю, приказом 100 процентов меня отметят.
— Считайте, уже майор...
— Ну, это вряд ли — звания за такие вещи не давали, но, по крайней мере, похвалят — нам это нравилось. И вдруг из дежурной части помрачневший начальник выходит и говорит: «Ты знаешь, Валерий, тут маленький казус». — «Что такое? — забеспокоился я. — Руку кому-то сломал?». Он: «Да нет, там связочка»... От задержанных, кстати, никаких жалоб не поступало, все нормально, более того, когда в камеру к ним я зашел, они в один голос: «Дяденька, простите, мы же не знали, что вы вон кто» — то есть просили прощения, и у меня к ним претензий не было: я великодушный победитель, коленом стоять на груди не умею...
Начальник милиции между тем огорошил: «На тебя жалоба от потерпевшей». Я к ней, а она, глядя мне прямо в глаза, говорит: «Думаете, вы герой? Нет, бессовестный человек! Что вы с детьми сделали? Я вас разве об этом просила? Посмотрели бы вы на себя со стороны». У меня ее слова вызвали шок, но потом другие свидетели все подтвердили. Никто не обманывал — я действительно, когда влетел в эту кучу и начал ногами-руками размахивать, со стороны монстром казался. Еще бы, многоборец, шпагат делаю — могу и сейчас ногу выше вашего роста задрать, стараюсь тренироваться и в форме держаться, а тогда и подавно по программе мастеров работал, занимался боксом, всеми видами борьбы, и могу только догадываться, что там творил.
— А если бы еще с пистолетом вышли?
— Вот это очень опасно. Но с таким неприятием физической силы я сталкивался и раньше, когда еще мальчиком, будучи студентом юридического факультета, однажды девочку спас. К ней в автобусе трое подвыпивших мужиков лет под 30 пристали, начали издеваться. Вижу, народ сник: все шарфами сразу закутались, в воротники уткнулись — не только от холода, но и от опасности. Я подошел и сделал троице замечание: «Ребята, вам что, не к кому привязаться?» — и для смеха добавил: «Ну хотя бы ко мне», — а они шутки не поняли. Девочка в результате на остановке вышла, а ее обидчики остались — явно на меня переключились.
Выхожу: ночь, окраина — автобус в какую-то воронью слободку завез. Вы представляете, что такой рабочий городок в России? — я знал: там базарить не любят — и ждал нападения. Стоял, дрожа от напряжения: кто первый? — потому что ничего же не видно: сейчас, думаю, нож всунут и не успею себя защитить. Наконец, самый наглый не выдержал — как дал мне! У меня губа сразу — бум! — распухла, и понеслось... Конечно, троих сразу достать было нельзя, но...
— ...судьба их незавидной оказалась...
— ...один от удара остался лежать. Прошла минута, две, а он в себя не приходит — вот тут я напугался, а на остановочке, где мы вышли, стоят, зябко ежась на ветру, люди — женщины, мужчины. Ну, думаю: слава Богу, свидетели есть — они все видят. Останавливаю первую попавшуюся машину, а это патрульная по гражданке оказалась. «Товарищи, — представляюсь, — я внештатный инспектор уголовного ро­зыска та­кой-то: помогите, пожалуйста, — вот преступника задержал». Быстренько его погрузили...
Очнулся он только в райотделе, и вдруг слышу: «Ты знаешь, свидетели нехорошо о тебе говорят» — мол, я невесть что с не­счастными подвыпившими мужиками творил: кулаками, ногами размахивал. Произошло, одним словом, то же, что в командировке, о которой уже вам рассказывал.
Поэтому раз и навсегда я запомнил: силу никогда не включай, держи ее про запас, как надежду, как последний сухарик в пустыне, который нельзя есть, пока не пройдешь маршрут до конца. Силу свою, а особенно оружие, приберегай до последнего, так вот, никогда и никого без особой потребности я не бил.
Однажды, будучи всего лишь лейтенантом, большую группу я задержал, в которую опасный рецидивист входил (у него нож здоровый, под финку, нашли — они кого-то колоть шли). Зашел я в камеру, разговаривал с ними, как положено по закону, а он (не исключено, что под воздействием наркотиков или чего-то еще) грубо мне ответил, да еще курил в камере, что запрещено, — в общем, вел себя нагло.
Мне невдомек было, что он был авторитетным, а таким нельзя перед остальными слабину показать, но я понял, что он в глазах братвы свой авторитет поднимает, а мой опускает, и сдуру за шкирку его взял. «Послушай, — говорю, — ты же понимаешь, что я могу не выдержать». В общем, натянул его на кулак — чуть-чуть: можете представить, что в камере было? Подробности мне в красках потом описали...
И вот привожу его к себе на допрос — вызвал жену, кого-то из близких, нож на столе выложил, а он мне сквозь зубы: «Ментяра поганая! Как я жалею, что тебя не запорол, когда нас задерживали. Ты за что меня ударил? За что?! Я туберкулезник, у меня легкого нет...». Слушая эту тираду, я понял: он меня точно запорет — если не сейчас, то когда отсидит и выйдет, и только тут до меня дошло, что я был не прав, что поступил, как пацан среди пацанов. Если уж ты законник, должен был и этот плевок выдержать, и что угодно: я же в шкуре его не был — откуда чего знаю?
Как вы думаете, что я сделал?
— Извинились?
— Нет, величайшую совершил ошибку, которую никому не советую повторять. «Хорошо, — сказал. — Родители, выйдите» — и положил перед ним нож: «Бери и пори!». Кулаки у меня сжались так, что пальцы (я потом посмотрел) посинели: я был готов ко всему — знал, что ему одного движения хватит: он же сидел близко. У нас, кстати, категорически запрещается в камерах, особенно в местах лишения свободы, со свободно передвигающимися предметами находиться: были случаи, когда это плохо заканчивалось.
Мой кабинет, в общем, для экспериментов таких не приспособлен, тем более вижу: человек в экстазе. Такой умрет, но дело доведет до конца: сначала тебя запорет, а потом и себя, но я, дурак, на это пошел — молодой был. И вот сидел, натянуто улыбался и ждал: наверняка, прикидывал, движение вперед он сейчас сделает. Уже траекторию начал рассчитывать, как уходить буду, думал: уж лучше борьба — пускай он порежет меня, но остынет, и это справедливо будет: мы с ним один на один...
— А он здоровый был?
— В том-то и дело, что здоровыми воры редко бывают, но с ножами, с финками обращаться умеют...
— Проворны...
— Вот именно, и вы знаете, напряжение спало. Никого рядом не было, он выругался, обозвал меня: «Ты, скотина, так меня опустил — ты что, не мужик, не понимаешь?». Только потом я узнал, кто он, и после того случая стараюсь никогда никого не бить, особенно тех, кого мы задерживаем. Сказочное сло­во «должок» помню, из старого советского фильма. Знаю: если согрешу, и за мной придут, и стыдно умирать ни за что будет.

[Kuki Anna]

— Когда вы к наперсточникам, чтобы их уже задержать, подходили, аргументов для этого, как я понимаю, иногда не было, а это правда, что по этой причине драку с ними порой провоцировали?
— Нет, скорее, я драки боялся, и если она вспыхивала, то не по моему желанию. Я никогда не провоцирую, да это и затруднительно с моим ростом — все бандиты рядом выглядят мелковато. Как я уже говорил, Игорюша Череп был одним из самых главных на то время: пожалуй, балбеснее и глупее баклана (хулигана. - Д. Г.), да еще лидера ОПГ, не припомню — его все авторитеты боялись, в том числе и признанные, такие, как Солоха.
Я знал, что все его «станки» необыкновенно буйные («станок», как уже сказал, это три-пять человек), что обязательно будет драка и надо быть начеку. А взять его все никак не удавалось — я часто опаздывал, не в полной боевой готовности приезжал. Оружие мы применяли очень редко — я запрещал, и вот когда Черепа на бульваре Перова брали...
— ...так все-таки брали?
— И не один раз!.. Тогда информация поступила, что Игорюша жестоко избил потерпевшего, который заслуженным летчиком оказался (был личным пилотом первого секретаря ЦК КПУ Щербицкого, которого доставлял в любую точку мира). Уж не знаю, как этот уважаемый человек в такую попал ситуацию, играл или нет...
Так вот, за спиной, когда на бульвар Перова примчался, было холодновато, а со мной всего четверо. Хорошо, был там по линии ОБХСС один опер — Стас Близнюк: сильная личность, хороший человек. Сегодня он в нашей силовой структуре руководит защитой детей от разгула преступности, президентом Ассоциации борцов является. Лишь на него надежда была, а на своих ребят — нет. Со мной только младшие инспектора уголовного розыска были — то есть филеры, задача которых не драться, а отслеживать, следить, вынюхивать, и, кстати, это были мои помощники, без которых и шага я не ступал.
...Я не ожидал, что Череп здесь, — знал только, что его «станок» работает, и вот задерживаю наперсточников своими силами, моментально свидетелей нахожу — мы, признаться, с собой иногда гражданских, которые не боялись, для подстраховки возили, но в тот раз возможность кого-то из зевак пригласить была. Участковый, увидев меня, слава Богу, встал рядом, чтобы в случае чего помочь, и вдруг вместо пятерых, которые там стояли, перед нами сразу 20 бандитов оказались.
— Ух ты!
— Среди них огромнейший здоровяк выше меня появился — как я потом узнал, ватерполист: этот парень был надеждой Украины, но когда развалился Союз, безвольно свои позиции сдал и примкнул, как некоторые другие спортсмены, к Черепу. И такие вот молодцы, неудавшиеся таланты от спорта, оказались лицом к лицу с нами, а я, увидев Черепочка моего родного...
— Так он тоже там оказался?
— А как же! — ему нравилось в самую гущу влезать. Игорюша пришел посмотреть и процессом поуправлять (мол, отдолбите их), а кто перед ним, не догадывался, — меня не знали в лицо, но когда я к нему подлетел, все сразу поняли: это или наглый какой-то, или же мент. Я представился: «Внимание, капитан милиции Кур...» — и быстренько голову Черепа засунул себе под мышку, чтобы руки освободить.
«Внимание всем! — поднял пальчик. — Бандитам стоять на месте, остальным не вмешиваться» — и как понеслось! Бандиты, нужно признать, били профессионально — ребятам моим внутренние органы травмировали, а мне, думаете, не досталось? С 15-ю сразу справиться я не мог — это же спортсмены, и дрались они мужественно: Черепа в результате отбили, а особенно этот красавец здоровый, тигр, отличился.
— Ватерполист...
— Я просто сзади очень сильный удар получил и на мгновение ориентацию потерял. Сами понимаете, в такой свалке могут и запороть — потом скажут: «А мы и не знали, что мент». Вообще, когда из толпы ножичек в спину суют...
— ...ну кто там уже разберет!
— Да, совершенно верно. Потом я уже более аккуратным стал, кого-то из своих сзади просил встать. А у Черепа кулечек в руке был — такой, знаете, модный. Я еще подумал: «Надо же, держит как-то по-женски», и когда бандиты своего главаря у меня отбили, он встал в образованный ими кружок и давай этим кульком махать. «Не подходи, — кричит, — взорву!». — «Игорюша, посмотри на меня, — говорю ему, стараясь толпу успокоить и показывая, что не испугался его, — я же тебе щелчок сейчас дам, и ты умрешь. Подойди сюда. Я официальный сотрудник милиции и тебя задержал, в отделение сейчас доставлю — давай спокойно поговорим», но разве с ним это было возможно? Вокруг толпа зрителей, плюс хлопцы из его бригады — это, как спектакль, для них был.
Драка продолжилась, Черепа его подручные закрыли, и он рванул бегом. Там открытый рынок был, затем павильоны торговые — вот через эти павильоны, через дворы в сторону Троещины он и махнул. Мои ребята, честно говоря, сдали, и хотя пистолет у меня всегда при себе был, это, как уже говорил, последний сухарик, надежда, и я его не применял.
Убегая, рэкетиры своего главного закрывали, а я их догонял. Череп, хоть он спор­тивный интернат по специализации легкая атлетика заканчивал (представляете, бандит, который ужас наводил, — и легкая атлетика?), никак не мог оторваться. И в конце концов вытащил из кулька гранату и запустил в меня.
— Такой дерзкий был и бесстрашный?
— Нет, просто безбашенный — он сам потом в этом мне признавался. Во-первых, судя по всему, перед своими бравировал, а во-вторых, понимал, что блефует, — граната была не начинена. Расчет на взрывной эффект был, чтобы меня поразить, и хотя я сориентировался, перепонки сразу же отказали...
— То есть она таки рванула?
— Еще как! Меня оглушило — хорошо, жив остался. Я вынужден был преследование прекратить, но оружие так и не применил. Понимал, что соотношение сил не в нашу пользу, — сознание уже работало, не мальчик был. Подобрал всех своих — их срочно госпитализировали, и только потом обнаружил, что кое-какие переломы и у меня имеются. Ну что ж — это битва, сражение, у меня такое часто бывало. Следственную группу вызвал, а мы тогда очень здорово с Петром Колядой работали, который моим соседом был по кабинетам.
— Будущий генерал, замминистра внут­ренних дел, начальник Главного следственного управления МВД...
— ...большой командир, а в то время он нашим учителем был по следствию. На­ка­ну­не и после проведенных операций я к нему приходил, садился, и он говорил мне: «Делай так, так и вот так — тогда это будет задокументировано правильно» — его советами я всегда пользовался.
Мы, в общем, факт взрыва задокументировали, его место — там же полосы остаются пороховые, подтверждающие наличие тех или иных компонентов взрывного вещества.
И после этого я объявил войну всем, кто будет таким беспределом заниматься или с Черепом контактировать. Вы знаете, мне показалось, остальные бандиты даже обрадовались: беспредел Черепа...
— ...всем надоел...
— ...касался не только нас, не только простых граждан, но и авторитетов, которые к тому времени этим уже «наелись». Вот тут физическую силу я применял, но кто осудит меня? Я и с Солохой, с его спортсменами бился, и с «черепами», и со всеми остальными, включая бригаду Пати, хотя сам он никогда не кидался.
— Легендарный был человек?
— Ну, это отдельная судьба, так вот, силу я применял, но именно там, где считал, что имею на это моральное право и точно смогу отстоять свое решение на том свете — перед Ним.
— Внимание, Валерий Степанович, а теперь я попрошу вас самых известных киевских бандитов назвать...
— Это прежде всего те старые авторитеты, чья жизнь пришлась на период, скажем так, слома эпох, — они действительно были авторитетами!
— Пуля, да?
— Пуля, Буня, Вата...
— ...Патя...
— Патя нет, и я разочарую тех, кто думает, что он авторитет, — это человек из другой среды. Ему совершенно не хотелось сидеть в тюрьме, он не был готов к этому и наслаждался жизнью. Представьте себе молодого Марлона Брандо: я помню его, когда он в первых фильмах снимался, так вот, Патя — один в один: у него еще такая небольшая отметина была, на заячью губу похожая, придающая мужчине этакую импозантность.
Я мужской красоты не ценитель, но смотреть на него мне было приятно. Во-первых, это был атлет — занимался, тренировался, а знаете, как он, Дмитрий, со мной разговаривал? Когда я на его бригады и на бомбил (воров. - Д. Г.) налетал, Патя никогда не «включал кнопку» — никто из них сопротивление не оказывал. Он подходил ко мне и говорил: «Командир, ну дай мне лохов на недельку» — имея в виду ротозеев, которые ходили и на наперсточников заглядывались. И еще: «Я своих учу: никогда не раз­девай до конца. Я заставляю их вовремя остановиться или сам десяточку даю на такси, чтобы лох домой добрался. Ну что нам делить? — давайте лучше я у вас тренировки по рукопашке организую». Патя, кстати, прекрасным тренером был, наставником — имел для этого все необходимые качества, но не на благо своему будущему их использовал.

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/da3d194-12.jpg
Могила Пули (Владимира Никуличева)

Пуля, скажу вам, чем-то был похож на Высоцкого — тоже выходец из офицерской среды, так же принципиален и, мне кажется, на какой-то первой стадии своей жизни все-таки был порядочен, во всяком случае, никто из тех, с кем он по соседству жил, никогда не отзывался о нем плохо... Это райончик возле старого кладбища у Воздухофлотского проспекта — не буду сейчас его называть...
— Соломенка...
— Ну, пусть так. Все пацаны знали: если за справедливостью обращаться, то к Пуле — в конфликтных ситуациях его судьей признавали. Над молодежью он никогда не издевался, и свой авторитет приобрел достаточно быстро, и не потому, что искусственно его поднимал (возможно, что-то было заложено с детства, в его семье). Когда Пуля преступником стал, — не знаю, почему! — он бомбил страшно, а я, в то время молодой начальник подразделения, каждый день должен был отчитываться перед своим руководителем, сколько у меня «медвежатников» в том числе. Мы их тогда по госкражам воспринимали: это кассы, сейфы, учреждения, — и по точкам торговым, и он мне изрядно статистику портил.
— Вата серьезным был человеком?
— Разносторонним. Вот почему Пуля звание авторитета и вора в законе не мог получить? Он не по той линии шел, был не вором, а, извините, «гопстопником», налетчиком, разбойником, а это занятие в той среде в старые времена совсем не признавалось. Хотя, возможно, он о такого рода авторитете не думал, а вот Вата — это традиции, целая школа, у него весь преступный набор был — от рэкета, наезда и заказных расстрелов до классических приемов развода, а хотите, один эпизод расскажу?
— Послушаю с удовольствием...

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/36eed1c-13.jpg
Бывший спортсмен-велосипедист криминальный авторитет Прыщ (Валерий Иванович Прищик, слева) с товарищами. Группировка Прыща действовала с 1992 года, занимаясь рэкетом, вымогательством и убийствами

— Представьте: улица Воровского, или старый Евбаз, и молодой очень талантливый мальчик, работавший в мясной лавке, который всегда слушался мамочку. Она ему говорила: «Севочка, простудишься — закрой, пожалуйста, горлышко», а он стоял и рубил мясо, которое в то время было ну очень дефицитным. Папа его в сфере, так скажем, искусства работал — фотографировал, а вы помните, как «стояли» фотографы? Так вот, окружающие почувствовали, что у мальчика есть деньги, и элегантную под него комбинацию разыграли.
Однажды, когда Сева со своим приятелем из того же мясного отдела скучал, к ним подкатило юное, необыкновенно красивое и нежное существо женского пола и стало ручки заламывать: «Ах, я так хотела купить папочке кусочек мяса». Молодые люди переглянулись: «Слушай, вот это да! — давай дадим ей мяска», однако ответили барышне: сейчас, мол, в наличии нет, но если придете чуть позже... А что вам?». — «Да вот вырезочку хочу такую». — «До­го­во­ри­лись».
После работы она подошла, хороший кусочек мяса ей продали. А Севу, который настоящим мамочкиным сыночком был, девочки не любили, посмеивались над ним, и тут, когда эта красотка глазами в него впилась: «Какой вы добрый, какой необыкновенный»...
— ...у него выросли крылья...
— ...свой шанс он решил не упускать. «Ну что?» — спрашивает у друга. Тот: «Давай, ну, конечно!». — «А где же я хату возьму?». — «Я тебе свою квартиру отдам — магнитофончик, все будет». Вы поняли: началась комбинация.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/98afaa7-14.jpg
Надгробие Чайника.

Конечно, Севочка долго не мог девушкой овладеть: казалось бы, музыка, все прекрасно, но что-то не получалось, — ну, барышня помогла и ушла. Он был на седьмом небе от счастья, на следующий день другу хвалился: «Слушай, и телефончик дала — вот это да!», а потом неожиданно ее папа явился с братом и дочкой. «Ну что, рожа?» — прорычал, после чего начал лезть за прилавок, бить молодого человека по лицу и грозить: «Сейчас милицию вызовем! — знаешь, что тебе будет?».Дальше комбинация разыгрывалась клас­сически: Сева согласился отдать деньги, и делал это неоднократно, прежде чем рассказал о неприятностях мамочке. Та обо всем догадалась и сказала: «Сева, прекрати платить», — но было уже поздновато: они его ширнули, немножечко подрезали, и на папочку-фотографа перекинулись.
— Классика жанра...
— Классика состояла в том, что перышком Севу «чирикать» никто не разрешал — это просто исполнители не выдержали, решили молодого человека напугать и прокладочку жировую ему подрезать, а потом — практически одновременно! — мы получаем информацию от агентов, что некие работники милиции на квартиру к теневичку, акушеру-гинекологу, пожаловали и все инструменты для работы изъяли, дав расписаться на чем-то. Мало того что они большое количество денежных средств забрали, так еще что-то ценное украли. И агент наш, который то ли другом, то ли родственником был акушера, предположил, что это не милиционеры, — он нам пожаловался, и мы охотиться начали.
Оказалось, все это проделки Ваты — тот большущую группу талантливых кидал набрал и разбрасывал их по всему городу, правда, иной раз трения с «коллегами» у него возникали, когда не в ту зону он залезал, но они быстренько договаривались.
— Мозговым центром при этом был Вата?
— Да, и я помню, как с ним Валентина Серпокрылова работала — следователь— «важняк», настоящий профессионал и монстр для бандитов. Она садилась, и все преступнички, даже авторитеты, перед нею сникали. «Ну что? — говорила она Вате. — Даю тебе часочек — на, покури, а ты, Валера (я у нее был помощником), посмотри, чтобы он в окошко не прыгнул, пока я пойду по делам». И опять к задержанному:
«Ты понял, что надо? Давай быстрее, у меня материала на тебя достаточно». Тот вздыхал: «Да, с Валюшей не поиграешь»... Через час он прописывал все, что, по его мнению, ей было известно, насчет остального, до чего, как ему казалось, следователю докопаться не удалось, умалчивая, но Серпокрылова спрашивала: «А этого ты разве не знаешь?» — и он дописывал, представляете? Приносил с собой чемоданчик — в то время были модные...— ...дипломатики...
— «А куда это ты?» — я спрашивал, на дипломатик кивая. Я же молодым сыщиком был, а Вата: «Да готовлюсь». Брал себе в тюрьму чистенькое бельишко...
— ...дежурный набор...
— «Как же тебе разрешат?» — удивлялся я, а он: «Да у меня все нормально» — вот так я в конце 80-х его провожал. Валентина хорошее дело слепила, и за решетку он шел спокойно. «Скоро приду», — уверял: вот это был авторитет!

[Kuki Anna]

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/e5caf2e-15.jpg

— Кто из новых бандитов новой эпохи был, на ваш взгляд, самым ярким?
— Вы знаете, по Украине — я же ее всю с 94-го года курировал — каждый второй чем-нибудь был примечателен: один — тем, что жестоко убивал, второй — тем, что не признавал никаких правил...
— Например?
— Ну вот спортсмены из Крыма очень жестокими были, а ведь большинство из них институт по специальности «физвоспитание» окончили. Спортсмены и тренеры в криминал повалили, а там старый преступный мир: такое сражение было! — стреляли, как говорят они, пачками, беспощадно, но ведь и народу простому доставалось.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/4d4884f-16.jpg
Руководитель мощнейшей ОПГ Рыбка (Владимир Рыбалка) специализировался на контроле финансовой деятельности, заказных убийствах, грабежах, вымогательстве. Застрелен в Киеве в 2005-м

Может, не стоит в пример его приводить, чтобы сейчас авторитетности не добавлять, но Воронок был одним из самых ярких и отличался не только особой жестокостью, но и своеобразным талантом, умением организовать дело в свою, а не в государства пользу.— Лидером группировки «Сейлем» он был?
— Точно, но давайте-ка лучше расскажу о столице, потому что в Крыму я был куратором от МВД Украины, а здесь с бандитами плотно работал и сполна это все ощутил. Безусловно, всех затмил Череп. Почему он? В отличие от многих, я вижу в нем того беспощадного, ненасытного, еще молодого, не наевшегося мальчишку, который приехал с семьей сюда из Темиртау и поступил в спортинтернат. Игорюша же начинал совершенно не тем, кем его видеть хотели.
— Легкоатлетом...
— Именно. Говорили вот: «Череп всех убивает» — да не он убивал, а рядом стоящие, так вот, когда этот новичок в середине — конце 80-х появился, мы, уже вроде бы опытные и понимающие структуру, знали, что есть «наевшиеся» — и Солоха, и Кисель, и Аляба, и Князь, и Прыщ, и Чайник. Они стояли уже относительно плотно. Эти группировки распределили сферы влияния и договорились между собой — вот точно как итальянская мафия.
— Лидеры их лично встречались?
— Да, разумеется.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/b222769-17.jpg
Склеп на Лесном кладбище Киева, где похоронен Прыщ

— И даже сходки у них были?
— Непременно — это они позаимствовали у старого преступного мира. Кстати, многое, как это неудивительно, они из кино почерпнули — мы находили у них при обысках пачками фильмы, с героев которых они брали пример.
— Потрясающе!
— Им нравилось...
— ...играть в это?
— Ну да. Вот, например, Патя — для него это была игра: я не думаю, что он просто хотел стать очень богатым. Ему принадлежал практически — ну, не весь! — Левый берег, и он понимал: силой здесь ничего не сделаешь. У него стояли «станки», гемблинг более всего был развит, кидки, особенно «на разницу» (такое выражение есть) были его прерогативой.
В единоборства он старался не вступать, хотя был очень силен, — красавец, в то время одним из самых представительных борцов-единоборцев, боксеров, кикбоксеров — как хотите — являлся: преподавал, обучал, и люди к нему тянулись.
Чайник — не менее интересная личность: сын высокопоставленного офицера Советской Армии, генерала. Прекрасное образование получил, в высшем учебном заведении обучался с людьми, которые стали впоследствии руководителями разведок и специальных служб...
— Непростой парень...
— Конечно, все знали, что он блатной, но блат его только в том выражался... Вернее, Чайник гордился тем, что все ему были известны, знал, что родители, семья всегда его защитят и ему не придется всю жизнь военную лямку тянуть. Потому что в Советской Армии, которую он захватил, талантливые офицеры, к сожалению, спивались — лишь единицы служили ревностно.

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/16c4024-18.jpg
Украинский политик Игорь Бакай — руководитель Государственного управления делами Украины, покинувший страну в 2004 году и находящийся в международном розыске по подозрению в совершении преступлений, злоупотреблению властью и служебным положением

Когда он бесперспективность службы в армии украинской увидел, решил реализоваться в другой сфере, которая сулила большие деньги. Его группировка состояла вовсе не из бандитов: возле него стояли люди солидно подготовленные, организованные, современные, имевшие прекрасные связи в государственной среде. Чайник был необыкновенным лидером ОПГ, хотя, конечно, потом в нем стала проявляться и жестокость — а как иначе, если приходилось сражаться?
Это он часть Левого берега держал, который условно поделил с Патей: ему часть Троещины принадлежала, а в бригадных у него и его правой рукой был Прыщ, но он так работу организовал, что деньги к нему текли рекой. Почему? Чайник одним из первых стал «кооперативы по защите» организовывать — не надо было рэкетом на рынке «Троещина» заниматься...
Всем торгующим предложили купить талон — этакий страховой полис: представляете, до чего додумался? И действительно, они свои деньги брали, но никого из залетных туда не пускали. Чайник знал, как свой бизнес поставить, но, судя по всему, большие деньги сводят с ума, и в конце концов, Прыщу такой расклад не понравился. Ему показалось, что он и сам уже может управиться, — это по моим, правда, данным, а официальными они не являются.
— Таким образом, Чайника убил Прыщ?
— Ну, так просто не убивают — он все организовал, но сделать так постарался, чтобы потом за Чайником не последовать. Однако пришли и за ним, но я перечень выдающихся продолжаю — с моей точки зрения, подчеркиваю, не с официальной.

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/73e5a38-19.jpg
Надгробие крупнейшего и самого жестокого киевского криминального авторитета, бывшего тренера женской сборной по баскетболу Игоря Ткаченко по кличке Череп

Не менее интересным был, конечно, Солоха. О родословной его я промолчу, ведь остались дети, семья — не хочу им ущерб нанести, но чем он был интересен? Это человек, который преступником стал по воле случая. В советские времена кому-то из спецслужб захотелось дернуть его за перевоз через границу контрабанды — ну а как спортсменам-то не возить, да и почему?..
— ...конечно...
— ...это же не оружие. У него обнаружили, например, лекарства, которые нам, спортсменам, необходимы (тогда финалгон нельзя было достать, и его возили из-за ру­бежа), нашли шмотки, но они этим, приезжая с соревнований, и жили. Подыскали статью, судимость придумали... Кстати, Солоха так до конца и не хотел с этими судимыми жить, спортивный вел образ жизни. Представьте, лично со мной Борис никогда не дрался. Почему? Во-первых, ростом он мне примерно так был (показывает — по грудь), а во-вторых, он был мудр. Я знал его как спортсмена, мои друзья-товарищи с ним вместе боролись — это окружение я уважал.
Боря вдруг посчитал, что это не преступность, — то, чем занимались спортсмены, которых он забирал под себя: кстати, среди них были и русские — не только представители его великой нации. Да-да, великой: аланы-осетины — древнейший народ, и я с огромным уважением к ним отношусь (делая этот исторический экскурс, никого защищать не пытаюсь — Солохи нет в живых: говорю лишь о том, что происходило реально). Так вот, среди них был некий Данила — мастер спорта международного класса, красавец, кидал на ковре всех, кто только попадался под руку, но когда появлялся я, желания продемонстрировать свой класс у Данилы ни разу не возникало. «Родной, — ему говорил, — я же ничуть не хуже тебя. Поверь, стрелять в тебя не собираюсь, но у меня за спиной закон...».
— ...и государство...
— Увы, все остальные были просто безбашенные, и когда на Солоху вдруг одно за другим пошли покушения, я сказал ему: «До чего же ты нас довел? — мы вынуждены будем тебя изолировать». Он мне ответил: «Командир, послушай... Сдуру, сидя в Москве и напившись, — а ты знаешь, спортсмены пить не умеют — я не сдержался...».
— С каким-то очень серьезным грузином повздорил?
— Нет, просто ударил его. «Какой-то там подошел, — говорит, — а откуда я знаю, что вора в законе надо или не трогать, или убить, но бить нельзя».

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/d0cd5d1-20.jpg
Задержание преступников, которые захватили заложника. Киев, Минский массив, конец 80-х

— Вор в законе, значит, подошел?
— Это он мне так сказал (я другой информацией располагаю, но такова была его версия), и после этого, представьте себе, мы вдруг увидели расстрел солоховской машины из гранатомета «Муха» (прав­да, Боря был хитрый — не его автомобиль разнесло, рванула машина сопровождения).
— Стрелявшему, помню, оторвало тогда руку...
— Да, верно, причем это тоже интересная была личность, но когда один из моих источников — офицер, который якобы не мог реализоваться и в интересах государ­ства возле преступников находился, — вдруг одну страшную историю мне рассказал, я понял: они безбашенные. «Ехали мы, — говорит, — где-то в районе ресторана «Ма­йа­ми Блюз» и не уступили дорогу. Видим, какие-то крутые «мерсы»-кубики все перегородили, оттуда крепкие ребята выскочили и так нас отдолбили... Мы заскочили в «Майами», но били и там беспощадно». Я уточнил: «Как?». — «Под столами нас находили и добивали».
— Кто же это был?
— Подопечные Солохи. Откуда такая жестокость? Я себе ее так объясняю. На кого ни посмотришь — мальчик из простого-простого села, только-только сюда приехал, и для него Солоха и тренером был, и наставником — всем. Они у него жили — я видел это, для задержания или для других операций приезжая... Представляете, красавица-жена — умная, обязательная, но до всего этого ей дела не было: главное, что муж содержал семью, детей, а у него на полу добрый десяток мастеров спорта лежал, призеров, международников. «Как это понимать?» — спрашивал я у Бориса. «Они у меня живут — а где же еще? Приезжают, и каждого я забираю к себе».

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/3e79763-22.jpg
С Дмитрием Гордоном. Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Было просто удивительно, как в человеке это могло совмещаться: с одной стороны — авторитет, с другой — прекрасный тренер. Он мне говорил: «Почему я сегодня не заслуживаю быть украинцем? Украине я лучшие годы своей жизни отдал, столько чемпионов подготовил» — и что я мог возразить?— Но это же правда...
— Вот поэтому говорить о нем плохо сегодня я не могу. Увы, печальна его судьба. Почему? Все те, кто приложил руку к неравному распределению богатств, принадлежащих не им, а народу, государству, — на 99 процентов! — обязательно заканчивают печально.
— Все печально закончили?
— Практически, 90 процентов, а те, кто еще остались, меня тоже услышат...
— А кто, кстати, из крупных лидеров ОПГ остался?
— Если хотите, чтобы мы с вами по судам потаскались, могу их назвать — если желаете, чтобы мы в юридическое единоборство вступили... У меня принцип есть: закон суров, но это закон, и потом, не пойман — не вор. Без суда, без доказательств кого-то обвинить сегодня я не имею права — в этом смысл правового государства и заключается.
— Тем не менее в живых их осталось мало — правда?
— Очень.
— И умерли они в основном не своей смертью?
— Как правило, или в ДТП погибли, или же от передозировки — вот Патю того же мы только через несколько дней в одной из больниц с сильнейшей передозировкой об­на­ружили (кто это сделал — его противники или он сам, сказать тяжело). Солоху нашли в тюремном душе — как и Игорька Гончарова — в камере (о нем мы еще отдельно поговорим).
— Солоха умер своей смертью?
— Нет, нет и еще раз нет! Я уже вам сказал: никто из авторитетов, которые вкусили власть денег и за нее сражались, — и это далеко не справедливое было распределение! — жить спокойно не сможет: никто!

[Kuki Anna]

— Кто же был самым жестоким бандитом?
— Наверное, Череп. Когда за пределами Украины он оказался, мы с полицейской гвардией Венгрии сотрудничали, с поляками, немцами — не раскрою секрет, если скажу, что с ними по многим большим делам работали, и всегда с удовольствием венгерских коллег вспоминаю, генералов — в их числе прекрасного оперативника Миклоша Тансоши, Арпада Надя.
— Череп даже в Венгрии наследил?
— Да, мы отыскали следы, нашли кучу трупов девочек-проституточек, которых в западные бордели он вывозил, и вот вам эпизод, легализовать который я так и не смог. Представьте себе, в недавнем прошлом красавица-девочка оказалась у меня в кабинете изрезанная, в шрамах, с вытекшим почти глазом. «Что с тобой?» — я спросил. «Им мало было того, что я на них работала. Когда приходил сам Череп, не способный на что-то, он лютовал, как зверь, а потом подваливала его братва и начинали меня насиловать — это же беспредел, но попробуй раскрыть рот».
Она рассказала мне, что многие девочки так и остались в чужой земле лежать, а почему? Для Венгрии, для других стран они все персонами нон грата являлись, и проституция зарубежным правоохранителям была не нужна, поэтому на все, что там происходило, они смотрели сквозь пальцы: раз режете, давите сами себя — это ваше дело, таким образом Черепу многое сходило с рук. Иногда он жестоко просто невинных карал, хотя со мной, честно скажу вам, вел себя прекрасно.
После той драки, уже будучи в «ссылке», — «ссылкой» я называю то, что в 90-м году меня в Национальную академию внутренних дел отправили...
— ...от греха подальше...
— Но я Василишину даже благодарен — он, может, спас этим мне жизнь, и Мыколе Поддубному, моему товарищу, тоже. Допускаю, что они, старые мудрецы, что-то впереди видели. Так вот, будучи в «ссылке», я нашел в себе силы к делу Черепа вернуться и довел его до логического конца — не дал своих пацанов в обиду. Когда обвинение стало разваливаться, отправился в суд, и у адвоката брови поползли вверх: «Кур пришел», а меня в то время все знали. Фильм обо мне сняли, едва ли не во всех периодических изданиях писали...
— ...в знаменитом перестроечном «Огоньке» даже...
— В журнале у Виталия Алексеевича Коротича впервые известная фотография Ефрема Лукацкого появилась — я с пистолетом в момент задержания, то есть я был настолько авторитетным, что, признаюсь вам, в суде притихли, а я в форме прямо из Академии пришел, где преподавал, и сказал все то, чего говорить было нельзя. Меня прос­то аж распирало: «Игорюша, ты купил суд, купил адвоката (тот сидел, слушал. — В. К.) — да всех, но не забывай: есть закон. Это я представитель закона, и за то, что ты сделал, быстрее беги в тюрьму — тебя здесь свои же запорют: понял?». Череп сидел тихо, как мышонок, не проронив ни слова в ответ. Судья ко мне обратился: «Я вас прошу, не говорите так, это в суде не принято, вы не у себя на оперативном совещании», тем не менее год ему дали.
Потом он вышел, приехала братва его — по моим данным, старые казанские друзья. Череп стал управлять целым спортивным хозяйством, сильные мира сего отдали ему на откуп баскетбол, и он вдруг стал хорошо жить. Когда мы встречались, говорил: «Здравствуйте, командир, здравствуйте!» — ну, если уж честно, каждый второй из отсидевших обязательно должен быть взят нами на особый учет как агент или как источник информации, и Игорюша с большим удовольствием, как только я его задерживал, визжал и кричал (но так, чтобы другие не слышали): «Я же ваш, я же родной!». Точно так же, как Помидор, помните? Даже иногда не зная, кто я такой, они визжали, и это зрелище авторитетов не красило, но, к сожалению, нам приходится с ними работать точно такими же способами, какие дозволяло государство еще тысячу лет назад, в древнем мире.
— Давайте теперь немного о жестокости бандитской поговорим: мне рассказывали, что один из крупных авторитетов, решив взять под контроль не­бе­зы­з­вестного Игоря Бакая, приказал про­везти того мимо заправки, где на глазах бизнесмена подручный ав­то­ри­те­­та отрезал заправщику ухо, — это правда?
— Позвольте, приведенный вами пример я немножко интерпретирую. Судя по всему, информацию вы из оперативных источников получили, но я расскажу вам о том, каким образом она к нам попала.
Человек, который работал у нас под Рыбкой, — и такой был не один! — очень серьезную давал информацию, и мы понимали, что в конце 90-х Рыбка стал, пожалуй, одним из самых авторитетных — после смерти Пули именно он вопросы между группировками решал (более того, имея вид на жительство в Голландии, каким-то образом умудрялся также представлять интересы бандитских кланов Европы). Предполагаю, что Рыбка имел отношение к общаку и «кормил» в том числе и зону, но мы с ним работали и сведениями о каждом его шаге располагали.
Представьте себе, берет он под крышу кого-нибудь из способных, умненьких, а при­возят такого новенького к нему, как правило, бригадные. Рыбка смотрит, комбинацию разрабатывает — уж не знаю, каких он был кровей, но человек очень талантливый: жестокий, коварный, но талантливый. Так вот, для разработанной комбинации выписывает он из Шостки некоего... ну, назовем его Леча. Говорит ему: «Ты будешь кнут, а я — пряник. Становись возле (назову этого бизнесмена так, как он по сводкам у нас проходил. — В. К.) Пухлячка и будешь его курировать, причем дозволяю тебе делать все, что считаешь нужным, — мы сейчас будем бокс забирать, а это хорошее прибыльное дело».
Что ж, Рыбка прав был на 100 процентов — в бокс повалили большие деньги, их солидные организации перечисляли, однако, чтобы источник этот не иссякал, чтобы так называемый подопечный хорошо рос, его нужно было все-таки держать в узде. Но, оказывается, не надо ротвейлеру добавлять злости в детстве — специалисты-кинологи утверждают, что злобы у собак этой породы и так предостаточно. Вот Леча оказался ротвейлером — этот бандит был не так в преступном мире авторитетен, как ужасно жесток.
Я располагаю информацией о том, как этот бригадный Рыбки поступил, когда, заказав себе ремонт, не захотел платить мастерам: он просто качество работы пришел проверить и, конечно, недостатки нашел. А когда бедные заробiтчане попросили денег, Леча показал, какой он крутой, — приказал опустить, то есть изнасиловать, мастера на глазах у рабочих. У меня эта информация вызвала шок, мы не верили в нее, пока я подтверждение от своего офицера-источника, который в среде той работал, не получил. И однажды, когда для комбинации Леча завозил своего подопечного...
— ...Пухлячка?..
— ...да, он на всякий случай крутость свою показал и отрезал... Нет, не ухо — режут обычно мочку: кровь из нее так и хлещет, хотя рана сама по себе не смертельная. Но человеку, который к крови отношения не имеет и такими делами не занимается, смотреть жутко — это один из способов устрашения.
Если не возражаете, продолжу... Рыбка почувствовал, что Леча начинает авторитетничать и, может, подстукивает (этим, как я вам сказал, каждый второй из них занимался), и вдруг мои коллеги маленькую совершили ошибку — не скажу сейчас, кто это был, думаю, они сами все поняли. Лечу арестовали, а потом, полнейшую информацию получив о Рыбке, решили выпустить, чтобы поймать на живца. Но тот же был в десятки раз опытнее, у него были такие авторитеты в нашей милицейской среде стукачами (и мы это понимали!)... Рыбка моментально Лечу расщелкал, вызвал к себе одного долж­ничка N и сказал ему: «Родной, вот тебе решение твоей проблемы: сделаешь — и ты мне больше не должен».
Потом Лечу пригласили на встречу, он приехал, а N его расстрелял и в милицию побежал сдаваться. «Вы знаете, — сказал, — он меня давно хотел убить»: это прием старый. Рыбка вышел сухим из воды, но показал нам, ментам: ребята, напрасно вы себя такими считаете умными — поверьте, я всех вас перехитрю, показал это он и окружающим.
Ужасно талантлив, ужасно жесток, но вместе с тем что-то в нем было — признаюсь, он тоже был одним из моих «подопечных», но даваться просто так не хотел. Во-первых, Рыбка никогда не пытался меня купить — в отличие от Солохи: вот тот счел это возможным. Я ему, азиату бедному-несчастному, сказал: «Будь похож на знаменитого Хетагурова (основоположника осетинской литературы. - Д. Г.), свой великий народ не срами! Что ты приходишь меня покупать?». Он мне камешки в мешочке принес (а я тогда даже не знал, что это такое), когда после очередной разборки мы его должны были запрессовать. Но, если честно, материалов у нас тогда не было — он поторопился: у меня и возможности арестовать его не было — мы блефовали.
Я надеялся, что Солоха информацию выдаст, напишет расписочку о том, что согласен стучать, а он испугался и принес брюлики. «Вы такой умный, командир, ужасно умный, — сказал, — будьте моим консультантом. У меня, поверьте, такие ваши чины работают — ой, если узнаете, будете поражены». Впрочем, примерно это я и предполагал, а Солоха положил на столик камушки, как он их называл: «Это не для вас — здесь для вашей Регины (знал даже, как супругу мою зовут. - В. К.), подарок от души. Я же не прошу уголовное дело закрыть — вы просто меня консультируйте».
«Боря, — сказал я, — забери это, родной, пока не получил от меня срок», хотя просто подготовлен не был и видел, что задокументировать это не смогу, и тот, не очень смутившись, отвалил.
Когда же я разговаривал с Витей (Виктор Рыбалка, известный как Рыбка. - Д. Г.), он, посмотрев на меня, говорил: «Командир, ну неужто на ссученного подлеца я похож? Мне стучать нельзя!». В порыве иной раз я ему говорил: «Витя, побрейся — посмотри, какой интересный сегодня ты бизнесмен».
— А он небритым ходил?
— Всегда бородку носил, а в последнее время — и шляпу свою европейскую. Помню, нашли мы его, когда он организовывал на территории Европы во время одного из больших спортивных мероприятий убийство, поймали... Немецкие коллеги-офицеры меня предупредили, они молодцы — умеют такие преступления пр-е­дот­вращать: в общем, дали Рыбке понять, в том числе и с моей помощью, что в курсе его планов. «Ви­тя, — сказал я, — а может, тебе и не сто­ит убийство твоего уважаемого подопечного Пухлячка организовывать? — посмотри, все о твоих намерениях уже знают». Он почти плакал...
Рыбка чувствовал, что в этом виде спорта его обделили, выкидывают оттуда, и очень переживал. Я советовал: «Начни новую жизнь. Побрейся, в порядок себя приведи», а он: «Мне нельзя, хотя, если честно, так пожить хочется — посмотри, какая у меня молодая жена». Он — в нем это присутст­вовало — хотел снова тем стать, кем был до этого: спортсменом, очень неплохим байдарочником. Жалко, что болячка клептомании и его коснулась, что Пуля оказался рядом и его наставником стал: этот авторитет лучшие образцы поведения в преступном мире показал, и жалко, что он тоже ус­кользнул от нас, от государства, и из спорт­смена превратился в одного из самых коварных и жестоких бандитов.
— В советских постперестроечных фильмах часто приходится видеть, как мучили кооператоров рэкетиры: ставили на живот утюги, отрезали пальцы, подвешивали за связанные за спиной руки... — это страшилки или действительно так и было?
— Так было.
— И пытки изощренные применялись?
— К сожалению. Мне очень грустно об этом говорить, но... Знаете, в той среде жизнь человека в грош не ставят, и Крым, например, особой жестокостью и неразборчивостью в средствах тогда отличался. Там такой сильный был авторитет Алик (Олег) Дзюба — знаковая фигура в крымском криминалитете, который даже среди братвы считался «беспредельщиком». Начинал он с того, что, сколотив банду наперсточников, пошел под крыло Владимира Гужева (Гуни), но вскоре организовал на «патрона» два покушения — во время второго его взяли с поличным и отправили на два с половиной года за решетку.
Выйдя на свободу, Дзюба понял, что власть перешла к Сахану (Александру Ткачеву), ранее тоже входившему в группировку Гуни. Алик некоторое время поработал под его крышей, пока опять не отправился в места не столь отдаленные — на полтора года, и второе возвращение было очень похоже на первое: он обнаружил, что лидером стал Виктор Башмаков, который для Дзюбы оставался всего лишь водителем Сахана, «шестеркой». Пойти к нему на работу Алик, конечно, не мог, решил самостоятельной стать фигурой — вслух же заявил, что «башмаки» крысятничают, ведут себя неправильно. Он-то и организовывал некоторые «мероприятия», пролилась первая кровь.
Покушение пережил и Дзюба — его машину расстреляли у поликлиники: трое охранников погибли, а сам Алик был ранен и долго лечился в Германии. Пытаясь противостоять «башмакам» и «сейлемовцам», которые к тому времени поделили сферы влияния на полуострове, он лег под крымско-татарскую группировку «И» — кстати, после освобождения его охраняли татары, и вот, по информации наших источников, кое-кто из «башмаков», чтобы ущемить Дзюбу, находящегося вне их досягаемости за границей, одного предпринимателя из структуры «И» выкрали и вывезли в лес. О! — это были страшные пытки: привязывание к дереву, имитация казни, изнасилование, прижигание, — вели себя, как фашисты... Об этом даже говорить тяжело — а выдержать и подавно.
— В Киеве тоже нечто подобное было?
— Вы знаете, здесь вывозить было слож­новато, затруднительно — все-таки столица, поэтому даже Игорюша Гончаров, знаменитый «оборотень в погонах», похищая десятками тех, у кого вымогал средства, их не пытал. Ну, какие-то издевательства, угрозы смерти были, но пытки как таковые он не использовал — только на первых порах, возможно...
— ...применял утюги?
— Он — нет. Пытки — это символ эпохи, метод устрашения человека, который видит, что с ним собираются делать, и заранее способность к сопротивлению теряет. В последующем пыток стали уже избе­гать — существовали другие способы сделать жертву сговорчивее. Есть вещи, помимо физической боли, которые парализуют волю...
— Например?
— Ну вот я молодой, красивый, давление 120 на 80 всю жизнь... Однажды у меня возникли проблемы с моими коллегами, большими командирами, друзьями на уровне министров, и мне стало не очень хорошо, точнее, очень даже нехорошо. Я не знал тогда, что приближается гипертонический криз, что даже такому молодцу, каким был на тот момент я, если сразу не оказать помощь, это грозит смертью.
— От какого же министра вам стало так плохо?
— Я потом расскажу, можно? Так вот, находясь в состоянии гипертонического криза, я оказался в комнате, где стены были покрашены ацетоновой краской (не могу сказать, что это за стечение обстоятельств такое), а все специалисты знают: человеку в состоянии, близком к сердечному приступу, категорически нежелательно попадать в помещение, где пахнет эфирными маслами или парами ацетона. У меня начался приступ грудной жабы — я еле до телефона дополз: можете себе представить? Вот как бывает...
Когда приехала «скорая», врач сделал укол, и боль ушла моментально. Оказывается, меня достаточно было вывести из этого помещения, дать 50 граммов коньяка, таблетку нитроглицерина — чего угодно, чтобы снять спазм коронарных сосудов сердца, расслабить мышцу. Все бы как рукой сняло — гипертоником я же не был. Так вот, я не знал, что мне вкололи, но двое суток промучился: больше всего мне тогда хотелось выйти с восьмого этажа в окно — это был в тот момент для меня лучший выход. Потом уже выяснил, что ввели мне дроперидол.
Сегодня и во всех спецслужбах, и, к сожалению, в преступной среде используют современнейшие достижения фармакологии — достаточно дать человеку препаратик, от которого он полезет на стену, и бедняга расскажет все подряд, поэтому пытки как таковые не применяются, они не так эффективны — разве что в некоторых отсталых районах. Насчет Украины информацией я не располагаю, а вот за границей, особенно в Латинской Америке, в Африке, — да: мне просто с полицейскими оттуда общаться приходится, поэтому в курсе.
— Обычно, вспоминая 90-е, обязательно добавляют эпитет «лихие»: скажите, а трупов в эти лихие 90-е в Киеве, в Крыму, по всей Украине было мно­го?
— «Разочарую» — нет. Более того, по количеству трупов бытовая сфера лидировала во все времена, и эта тенденция наверняка сохранится.
— То есть в бандитских войнах не так много братков полегло?
— Один пример. Киев к концу 80-х условно был поделен между славянами и «банабаками»-инородцами (как их называли противники): зона славян по всему Кие­ву простиралась, а островками находились, например, группировки чеченца Ос­мана, осетина Солохи, ассирийцев Авдыша и Гарика Джибу, еще кого-то... Представители прочих наций и народностей стали в преступной среде изгоями, а возглавили движение за «оттесняемых» славян Патя, Качан, Аляба, Князь, Прыщ (хотя он был тогда всего лишь бригадным, а за ним, скорее всего, стоял Чайник), Кисель своих дал бойцов. Одним словом, хорошая компания собралась, и решили забить «стрелку».
Мы старались избежать этих кровавых разборок, упредить их... Не было такого, чтобы милиция поощряла расстрелы: пусть, мол, бандиты друг друга перебьют.
— Неужели не было?
— Нет, и как только на территории у кого-то из моих коллег в Киеве или в Ук­ра­ине начиналась не без его участия междоусобная пальба, он жестоко за это расплачивался — и по службе, и в жизни.
И вот 1988 год... Задача агентуры и моих, назовем их так, нелегалов-источников — сообщить, где встречаются бандиты, когда. Я получаю информацию, что «стрелка» состоится — 100 процентов и там будет присутствовать Солоха, один из лидеров. Более того, славяне хотят отомстить неко­ему Ленчику Свинарику (Леонид Гороховский, уроженец Киева. - Д. Г.) — этот представитель умнейшего народа стал вдруг предателем и с Евбаза ушел к Борику (Солохе. - Д. Г.) зарабатывать большие деньги.
Боря оказался талантливейшим стратегом: на «стрелку», где планировалась битва 100 на 100 с автоматами, с расстрелами, он прислал только двух своих подручных — Ленчика Свинарика и Маргоева. Конечно, досталось им сильно, но и Ленчик во время схватки — а они его, злодея-предателя, «опустить» хотели! — не выдержал и одному перышко сунул. Трупик мы от славян забрали, всех побросали в машины, доставили — то есть разобрались быстро.
— Человек 100-200 забрали?
— Нет, меньше. Они же разбежались, разъехались — у нас такого количества машин, чтобы всех повязать, не было. Оставшиеся кричали в машине Ленчику Свинарику: «Мы тебя все равно запорем! — шес­терка», а он отвечал: «Да, я хоть и шес­терка, но козырная». Представьте себе атмосферу того времени: он свой срок получил, а Борику это было безразлично. Солоха переманивал к себе лучших из лучших, головастиков, правда, некоторых находили потом на Трухановом острове: с теми, кто не слушался, разговор был короткий. Но Ленчик расплатился жестоко. Вот вам драка, вот вам противостояние, то есть все еще и от таланта лидера зависело, и от того, кто как себя ведет.

[Kuki Anna]

— На сходках крупнейшие авторитеты сферы влияния обычно делили, а где это происходило?
— Новые, только появившиеся лидеры группировок, которые успели заявить о себе как и первый, по сути, киевский рэкетир Патя, году в 85-86-м объединились — решили, что рынок «Юность» должен быть четко поделен, и обсудили, где границы пройдут. Именно там обкатывались методы давления на кооперативное движение — позднее этот прессинг достиг пика на всех рынках Украины, а на «Юности» начинался расцвет рэкета, кидков, наперсточников. И вы знаете, начинающим бандитам удалось договориться, но остальная братва, увидев, что конкуренты захватили сферы влияния на Левом берегу, что в их районе еще и авторынок на бульваре Перова, почувствовала себя обделенной. Они пригласили так называемых «братьев» и дали понять: «Ребята, скоро эта лавочка закрывается — у нас тут есть кое-какие концы...».

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/8f3f323-12.jpg
На удивление скромная могила учредителя частной фирмы «Центр» Евгения Поданева. Он поддерживал тесные отношения с организованными группировками в Ялте, Симферополе и Москве, располагал обширными связями среди офицеров флота, «был серьезным лидером новой формации, представителем флотского офицерства»

Как я потом убедился, — оперативные данные! — одним из «концов» был, к сожалению, генерал, непосредственный наш начальник, который подразделения по борьбе с организованной преступностью курировал. Мне стыдно об этом говорить, но я должен, иначе унесу тайну с собой на тот свет: информацию они от него получали, а ему за это платили.
Так вот, продолжаю. Эти «братья», собравшись, дали «левобережным» понять: «Ребята, дальше так не пойдет. Теперь вещевой рынок будет в сердце столицы, в сердце Украины...
— ...на Республиканском стадионе...
— ...и мы превратим его в величайший «Патент». Хватит всем» — и прочие лидеры ОПГ согласились, прикинув варианты для себя, особенно те, кто чувствовали себя ущемленными. Правда, оставили рынок на Троещине, где была вотчина Чайника с Прыщом, но к тому времени все уже поняли, кто есть кто. К этому переделу, кстати, приложил руку и Пуля, которому удалось почти без стрельбы и лишних базаров мощную группировку собрать: лишних (он тоже в этом участие принимал) убрали.
Сходки были, и проходили они так же, как в старые добрые времена в Италии, в Америке. Представьте себе первые политические, еще дореволюционные, маевки — все было точно так же: выезд за пределы города, обязательная проверка на наличие оружия, установленные детекторы, охрана, которая вправе была не пускать кого угодно. Вы, кстати, не смотрели кадры с пятого саммита БРИКС (группа из пяти быстрораз­­вивающихся стран: Бразилия, Россия, Индия, Китай, Южно-Африканская Республика. — Д. Г.), проходившего в Дурбане? На него в том числе и российский президент Путин приехал. Видели, как африканские «коротышки» не пускали его дюжих телохранителей с оружием?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/3ac6363-13.jpg
Лидер ОПГ «Сейлем» Сергей Воронков (второй слева) на съезде Партии экономического возрождения Крыма, 1997 год.

— Да, ну конечно!
— Это их право, и так же, один в один, работают и бандиты, которые подражают спецслужбам. Они — отражение государства, так вот, представьте, в Московском районе, например, когда спускаешься по проспекту 40-летия Октября вдоль Го­ло­се­ев­ского парка, раньше с правой стороны — я не упоминаю названия этого уважаемого заведения, чтобы не оскорблять его, — стоял маленький ресторанчик. Как только спускаешься от Выставки, он с правой стороны — неприметный, аккуратный, одноэтажный: там не только разгулы с девочками проходили, но и сходки — мы несколько раз там облавы устраивали и кое-кого доставали.
— Там-то и собирались крупнейшие авторитеты?
— Совершенно верно.
— И вы слушали, о чем они говорят?
— Да, причем раскрываю секрет: технически установить прослушку тяжело было, но, как правило, мы действуем изощреннее и разные способы придумываем, поэтому...
Не удалось нам, увы, предупредить кровавую бойню в Крыму — в кафе «Калинка». Это случилось, когда сходку приурочили к поминкам Башмака (в июне 1994 года Виктора Башмакова вместе с охранниками под Симферополем расстреляли из автомата киллеры.

]http://www.bulvar.com.ua/images/doc/f6a6c0b-15.jpg
Алик (Олег) Дзюба — самый жестокий крымский авторитет, которого даже в уголовной среде считали беспредельщиком: на его счету десятки бандитских приговоров. В январе 1995-го в аэропорту Борисполь на Дзюбу было совершено покушение, в результате которого погибли его жена и 13-летняя дочь. Самого Дзюбы не стало через полгода, официальная версия — самоубийство: взорвал себя в гараже во время преследования

Они действовали по приказу Алика Дзюбы, который был должником «башмаков» и, чтобы не отдавать деньги, ликвидировал их лидера, а затем из Германии пустил слух, что это работа Евгения Поданева. — Д. Г.), — за этим мы не уследили. Поданев был солидным, серьезным лидером новой формации, к тому времени он стал уже не просто бандитом, а представителем флотского офицерства...
— ...лидером Христианско-либера­ль­ной партии, которую впоследствии окрестили расстрелянной...
— ...и имел большой общественно-политический вес, но ехал-то он на поминки как лидер ОПГ, всем своим видом показывая, что к убийству Башмака не причастен. (Ему отвели почетное место в центре зала, церемония шла своим чередом, и вдруг, когда распорядитель предложил выпить «на посошок» (это был сигнал), мужчина за соседним столом достал пистолет и выстрелил в Поданева, после чего бросился бежать и упал под пулями его телохранителей. Пять трупов, девять раненых, среди которых 10-летний мальчик, — так закончились поминки в кафе «Калинка». - Д. Г.).
За тем, что готовится, мы не уследили — информацией располагали, но не до такой степени, а может, предатели постарались...
— Тем не менее, кого нужно было, вы всегда слушали?
— Нет, но знали все, о чем идет речь.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/7272449-16.jpg
Могила крупнейшего криминального авторитета Виктора Рыбалки (по прозвищу Рыбка) с надписью на памятнике: «Пусть бросит в меня камень безгрешный»

— То есть секретов не было?
— Конечно, однако в том-то и беда, что не только нам все было известно. Впрочем, мы должны были предполагать, что идет утечка информации. Представьте себе: моя зарплата составляла тогда в пересчете 50 долларов.
— Кошмар!
— Мой труд был обесценен, а в то время генерал — мой куратор (думаю, генералам из большого, авторитетного, профессионального состава, кто еще остался, понятно, о ком я говорю) приходил на Республиканский стадион и хвалился его «хозяевам», как он наши материалы, которые мы насобирали...
— ...ловко уничтожает...
— Бедный Мыкола Поддубный! — сколько он перемучился, перестрадал, видя, что весь труд насмарку... Я находился в то время в «ссылке», но мои источники, информаторы рассказывали мне, как тяжело было Мыколе.
— Сколько же тому генералу за это платили?
— Знаете, как это по оперативной информации выглядело? Источник док­ла­ды­­­вал: «Пришел солидный здоровый дядька, уселся, а наш Сэмэн...». Вы наверняка догадываетесь, кто это...
— ...тот, который сейчас далеко...
— ...да, «...всем остальным появляться не дозволял. Приходила девочка, прыгала сразу на коленки, и всем было ясно, чем это закончится», так вот, за свои услуги милицейский генерал получал штуку баксов.
— Всего?
— Да вы что! — для нас тогда, в конце 80-х — начале 90-х, это баснословные были деньги. К тому же мы знали о тысяче, а сколько им было получено, о чем мы не знали?
— Ну да, квартиру тогда можно было купить...
— Тысяча долларов в месяц — ну что вы! Конечно, сейчас «зеленые» обесценились, ни в какое сравнение не идут. В общем, когда это видишь и понимаешь, руки опускаются. Мыкола мне рассказывал: «Сколько бы ни насобирали, сразу окрик: материалы сюда!» — они в министерстве оказывались, а потом...
— ...их благополучно хоронили...
— Окрики шли один за другим, но все равно чем все закончилось? И та криминальная империя рухнула — и в большей степени из-за чего? Повторяю: появлялись в их же среде ортодоксы типа Черепа — они были голодные и рвали зубами старый...
— ...устоявшийся криминальный элемент...
— Воров в законе опускали, а сами на их место встали, крыша у них появилась, то есть налицо были признаки настоящей организованной мафии. Казалось бы, все хорошо, но новые приходят голодные и начинают рвать, и опять возникают войны... Сдают информацию друг на друга — вы бы только посмотрели — наперегонки, поэтому заканчивается все, как правило, печально для любого лидера.
— Много, интересно, бойцов было в бригадах? Бандитский Киев сколько шты­ков насчитывал?
— До какого-то момента даже упоминать об организованной преступности было запрещено, и я должен сказать спасибо журналистам, которые, молодцы, не боялись о ней писать, а я им такую возможность предоставлял. Кстати, Александр Швец, ныне главный редактор газеты «ФАКТЫ», одним был из первых — он тогда криминальную хронику в «Вечернем Кие­ве» вел.
В нарушение оперативных традиций я не боялся приглашать на задержания и другие операции журналистов. Спасибо Сергею Рябову, Олегу Ельцову, Александру Ильченко, Ефрему Лукацкому и многим другим! Мы много вместе работали, они писали, защищали нас. Московский журналист Юрий Щекочихин к нам приезжал — цепкий, неординарный, бесшабашный человек. Это были тайные встречи, а потом услышанное от нас они с Александром Гуровым опубликовали в более солидном виде.
— В 1988 году «Литературная газета» напечатала их статью о советской организованной преступности «Лев готовится к прыжку»...
— Гуров в то время, когда «прыгал лев», работал в Управлении уголовного розыска МВД СССР, а потом — старшим научным сотрудником, начальником отдела по проблемам борьбы с организованной преступностью во Всесоюзном научно-исследовательском институте МВД СССР). Он талантливый, умный, хороший организатор.
— Депутатом Госдумы России в свое время стал...
— Ну да, солидный, серьезный человек, так вот, здесь, у нас в Киеве, журналистская среда позволяла нам защищаться, и когда тот же Рябов Сергей — не знаю, где он сейчас, — писал «Завтра будет война», он насчитал с моих слов только в Киеве 20 серьезных бригад. Сколько в среднем в каждой было бойцов? Ну, например в Крыму в середине-конце 90-х до тысячи человек могли поставить под свои знамена «Башмаки», «Сейлем», Поданев...
— Вооруженных?
— К сожалению, и все они, по большому счету, пытались под государство подстра­и­ваться, ведь кто такой Воронок? Это был, как его называли, наш комсомолец, член опе­ративного отряда содействия милиции — умненький, головастенький, молодой, перспективный. В будущем чиновник или политический деятель, и взаимоотношения с нами, с государством, удачно использовал. Конечно, мы на первых порах прикидывали, кого выбрать для содействия в борьбе с преступностью: вора в авторитете, законченного бандита Дзюбу или же Воронка с его «Сейлемом»? Представляете, как мы — я говорю от лица государст­ва — велись? И разумеется, Во­рон­ку и таким, как он, потакали, а потом еще и подкуп, к сожалению, с их стороны был...
— Пошли деньги...
— И вдруг видим: люди, которые отвечают, допустим, на уровне законодательства за оружие, работают и не в нашу пользу, не в пользу государства, поэтому имелось у криминала оружие. Появилась «каста» киллеров — уже не все могли профессионально выполнять сложные задачи по устранению неугодных.
— Киллеров никто, как правило, не знал...
— Да, а кто это? Представьте себе, что государство, особенно авторитарное, тоталитарное, с первых же дней существования спецэлиту для спецзаданий растило...
— ...а платить забывало...
— Нет, в СССР это была особая элита в спецвойсках, и обеспечены они были очень хорошо, но пришли годы развала СССР, и оказался этот специалист выброшенным на улицу, всеми забытым. Он видит, что идет распродажа армии, оружия, и не знает, как быть, — у него же идеалы совершенно другие, и многие из этих парней, кстати, честно и ответственно выполняли долг, а тут вдруг кто-то из уважаемых, солидных сограждан предлагает ему «лечь на дно» и обещает ежемесячно штуку баксов платить, и теперь все у него есть. Проституток он не снимал — у него девчонка была, не пил, ел, видик смотрел, тренировался и лежал, ждал, а потом заказ — и он его выполнял иногда с таким удовольствием...
Их же не было видно — все только знали, что деньги заплатили. Киллеры выполняли и спецзаказы: серию убийств — все так перемешивалось, что мы не могли часто найти концов.

[Kuki Anna]

— Милиция авторитетов отстреливала?
— Возвращаемся к самому яркому явлению той эпохи, которое называлось «Белая стрела», «Черная стрела» (мифическая сверхсекретная, законспирированная правительственная спецслужба: ее сотрудники, «ангелы смерти в погонах», в лихие 90-е имели якобы право физически ликвидировать особо опасных криминальных авторитетов, которых невозможно было привлечь к ответственности законными методами. -Д. Г.). Вы знаете, кто-то, возможно, и был таким борцом, присваивал себе право судить и приводить приговор в исполнение. Откройте интернет — про меня тоже написано, что я один из основателей «Белой стрелы», более того, будто я звонил Рыбке — а у меня были все контакты — именно в тот момент, когда его расстреливали, но откуда мне было знать, что именно в момент моего контакта с ним его под­жидают киллеры?
По агентурным данным, да и от него самого мы знали, что началась война между Рыбкой — преступным авторитетом и одним из его бывших «подопечных» — Пухлячком. У меня совершенно другие были мотивы встреч — я со всеми легально контактировал. Я был начальником Управления криминальной разведки ГУБОП, и это входило в мои функциональные обязанности. Меня только умные руководители спецслужб Украины профессионально предупреждали, где нельзя было идти на контакт с бандитом, чтобы не быть случайно убитым или спровоцированным. Или когда у них проводились свои мероприятия по объекту». Потому что понимали: не в своих интересах, а в государственных я это делаю, и вот представьте, звоню Рыбке и слышу: пальба!
— Кошмар!..
— Не то слово, он в это время совершает поступок, который ему звериная интуиция подсказывает: так животное чувствует опасность хребтом — Рыбка выбирается из расстрелянной машины. Мы потом столько гильз там нашли, что пулями из них можно было убить человек 20.
— И как же Рыбка выбрался?
— А вот так... Телохранитель, посторонние люди, кое-кто из авторитетов были убиты, а он нет. Потом встретился со мной и говорит: «Мне сказали, командир, что это ты покушение на меня организовал». Я спра­шиваю: «А почему?». — «Ты дружишь с Кличками, еще кое с кем, и вы хотите из бокса меня выбросить». — «Витюша, — ответил я, — если бы я это организовывал, тебя бы здесь со мной уже не было — я же профессионал». Посмеялись... «Да, это я так, — сказал он. — Знаю, кто меня расстре­ливал, и его достану — теперь будет война».
— В рядах бандитов много завербованных милицией, вами лично было? Каждый второй — это точная цифра?
— Ответ на этот вопрос я разделю на две части, и первая касается начала борьбы с организованной преступностью. С 1985 до 1994 года это были в основном источники информации — как я вам сказал, практически каждого второго бандитского лидера мы завербовали. К сотрудничеству с помощью разных методов и аргументов принуждали, но почему-то крайне редко кого-то убедить удавалось, как в наших инструкциях предлагалось, взывая к их патриотизму. Это не про них — как правило, ими двигали или внутренние раздоры и угроза сесть на нары, или нежелание видеть конкурента.
Затем мы стали внедрять агентов под прикрытием, снабженных соответствующей легендой, — так FBI (ФБР) и BKA (Bundes Kriminal Amt) работают, с них я и брал пример. Благодарен за поддержку тогдашнему министру внутренних дел Владимиру Ивановичу Радченко — этот умный, интеллигентный человек никогда не заставлял меня присутствовать на каких-то совещаниях, сборах — просто вызывал, мы выходили из министерства и во время обеденного перерыва прохаживались. Радченко молчаливо выслушивал, но при этом извлекал всю необходимую информацию, которую я как начальник Управления криминальной разведки ему сообщал.
С середины 90-х я создавал разведку, в которой были офицеры со званиями не ниже подполковника, то есть верхушка оперативной работы, и это были люди специально подготовленные. Представьте себе, какими кадрами мы располагали! Не думаю, что выдам какой-то секрет, — просто пре­дупрежу: преступный мир, в любом случае будьте готовы, что с вами будут плот­но работать профессионалы, подготовленные по образцу лучших западных спецслужб.
— То есть просто внедренные в банды?
— Конечно. Сейчас уже об этом можно сказать... 1994-1995 годы, один из моих источников... Нет, не так. Представитель директорского корпуса, выполнявший задание государства, ближайший и уважаемый товарищ Президента... Мы видели, что это патриот с большой буквы, что человек (Алексей Головизин. - Д. Г.) за интересы государства болеет, и решили помогать ему расправляться с криминалом, который захватил Крым. Конечно, на посту председателя Фонда госимущества автономии он много пользы принес, но мы чувст­вовали, что ему не выдержать. За ним начали охотиться бандиты. Помню плачущий тон, когда уже достали его, и постоянные просьбы: «Дай пистолет, дай пистолет», а я все тянул, потому что боялся провокации.
Мой визави нашел пистолет сам — я не знаю — где, но это его не спасло. Ему не простили того, что он не дал нагло, бандитским способом красть имущество государства. Председатель фонда сражался, но допустил одну ошибку — говорил об этом в лицо, прямо, думая, что государство — это защита. Затем он вдруг узнал, что и среди почтенных чиновников высокого ранга есть предатели государственных интересов, и нам об этом говорил. Соответствующие материалы есть и были, они руководству докладывались — возможно, здесь и произошла утечка...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/2edc29d-18.jpg
Задержание преступника: справа — сотрудник УБОПа Игорь Гончаров, будущий организатор преступной милицейской группы «оборотней в погонах», на счету которой огромное количество различных жертв и преступлений.

— В милиции тоже предателей хватало?
— К сожалению, да! Однако говорить, что она вся продана, что в ней сплошь враги, нельзя. Всегда есть и будут сотрудники, которые всей душой стремятся быть полезными, но мы — отражение общества, и не удивительно, что сегодня продажных людей в милиции стало побольше, чем в старые советские времена. Раньше и в страшном сне не могло привидеться, что в нашей среде появятся какие-то вымогатели, подонки, которые будут искать повод, как на бизнесмена или просто на человека наехать, чтобы по наводке своего дружка забрать у него бизнес.
У нас такого быть не могло. Кто-то, предполагаю, мог пойти на нарушение закона ради раскрытия преступления, но не было того, что сегодня мы наблюдаем сплошь и рядом. А сегодня мы, например, получаем информацию, что человек в погонах, находясь на службе, остановился на своем патрульном «москвичке» и прикрывал отход киллера после отстрела, и, зная это, ничего сделать не можем, поскольку это оперативная информация. Поэтому предатели и сегодня, увы, есть.
— Будучи основателем и первым руководителем криминальной разведки ГУБОП МВД Украины, занимались ли вы расследованием фактов коррупции среди первых лиц государства?
— Только поначалу, до создания специального подразделения (такого же, как у нас, но специализирующегося именно на борьбе с коррупцией) — в разное время оно называлось по-разному, но первые ростки были у нас, да. Мы получали информацию, но не реализовывали ее так, как всегда, — уголовное дело и т. д. Поступали только как принято у наших коллег на Западе — мы должны были накапливать материалы. Перед нами не стояла задача арестовать того, на кого мы нашли компромат, нет: только сбор информации, анализ, предоставление выкладок, отслеживание динамики и выводы о том, куда это может привести. А уже потом эти материалы использовали — в том числе и в рамках законодательной инициативы МВД или отдельных депутатских групп.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/aedd0e8-19.jpg
Начальник «семерки» МВД Украины, организатор и участник убийства журналиста Георгия Гонгадзе генерал Алексей Пукач в момент задержания. В январе 2013 года был приговорен к пожизненному заключению. Фото УНИАН

В последующем появилось подразделение по борьбе с коррупцией, которое по горизонтали своим местным руководителям не подчинялось, — его сотрудники зарплату в министерстве в Киеве получали, но жили и работали там: вот тогда повалила информация, и в том числе и на местных руководителей. К сожалению, это так называемое среднее управленческое госзвено страдает корыстолюбием, отсутствием профессионализма — недаром наше государство сегодня с точки зрения бюрократизма и взяточничества находится на уровне самых отсталых стран, и новая структура позволяет с этим бороться. Думаю, что вертикальное подчинение — очень полезная, интересная вещь: тогда местечковый князек не сможет нашего сотрудника запугать, оказать на него давление, сняв с квартирной очереди, например, не дав зарплату или не отпустив в отпуск.
— Вы всегда были человеком государственным — не потому ли в середине 90-х министр внутренних дел Украины Радченко именно вам поручил утихомирить бандитский Крым?
— Лучше так скажем: Крым я курировал — у нас всем руководителям, помимо их функциональных обязанностей, предписывалось еще и какой-то регион «опекать» — отвечать за него, но по-настоящему порядок в Крыму навел Геннадий Москаль — отдадим ему должное. Кроме Крыма, мне дали еще и Луганск, и мне очень за него доставалось. Я привозил туда на смену старым новых руководителей — это был Юрий Смирнов...
— ...будущий министр...
— ...и Владимир Евдокимов. Мы заменили одного несчастного начальника по организованной преступности, который прекрасным был сыщиком, но не выдержал испытания огнем, водой и медными трубами. Спился, бедный, а я не могу его даже назвать — может, живой.
Крым — мое детище. Почему? Потому что, возможно, я больше всего там перестрадал, пережил. Хотя когда на полуострове смена руководителей силовиков была (по­мните? — то один, то второй, то третий), мне со всеми легко и нормально работалось.
— Крым, тем не менее, бандитской вот­чиной одно время считался — страш­но там было?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/fd07f3f-20.jpg
Основатель и первый главный редактор интернет-издания «Украинская правда» Георгий Гонгадзе с супругой Мирославой и дочками Нонной и Саломеей, 1998 год

Братки могли на прочность меня испытать, если бы догадывались, что я располагаю в достаточной степени информацией и влияю — ну, не на «посадку» в тюрьму — на ситуацию. Меня интересовали процессы: я докладывал лично министру или, если министр считал нужным, начальнику ГУБОПа (Главного управления по борьбе с организованной преступностью), и эта информация была очень важна, носила весьма конфиденциальный характер. Иногда она шла прямиком Президенту, и я в курсе был, поэтому не бандитов боялся, а знаете, чего? Было страшно иногда, что нет выхода. Один мой подопечный, умелый вор, отсидел и хотел завязать. Он начал новую жизнь, а потом в дневнике, который вел, написал: «Здесь нет рассветов» — и снова ушел бомбить. Вот и я боялся, что придется признать: здесь нет рассветов.
Представьте: середина 90-х, по указанию руководства мы «выбрасываемся» закрытой бригадой в регион. Перед нами поставлена задача — «чистить» Крым от преступников. Мало того что местная милиция не в курсе была, мы решили не посвящать в свои планы никого, от предательства подстраховаться. В то время в связке со мной один из замов начальника ГУБОПа работал, в последующем генерал, а в то время полковник Виктор Литвиненко — необыкновенно шустрый, ужасно талантливый опер. Он сказал: «Степаныч, бери арсенал». Под арсеналом понимались не только транспортные и другие средства передвижения, но и наши источники. «Бери агентуру, бери офицеров под прикрытием — едем!».
Мы высадились в Керчи — сегодня уже можно об этом рассказывать, а он молодец в чем? В том, что никому не доверял: «Будем делать так, как я уже делал». Садился, сам писал план, который запечатывал в конверты, никого не оповещая, и говорил: «Мы неожиданный нанесем удар», и знаете, эта тактика принесла успех. Мы большущую кучу преступлений пораскрывали, но главное — стали владеть информацией.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/69bb6f2-21.jpg
Вор в законе Евгений Купцов, известный под кличкой Купец, отсидел без перерыва 15 лет, в Киеве «держал универмаг «Украина» и все, что вокруг него». В свое время «каждый, кто заработал доллар, бежал его обменять к Купцу»

Приехали-то мы почему? В то время в Керчи нашумевшее убийство произошло. Расстрел практически всей банды, очень серьезной, которая держала Керчь, а руководил ею некий Кельзон. Не скажу, что он был очень авторитетным в преступной среде, нет — катала, игровой, имел хорошие связи со старым-старым крымским авторитетом папой Хавичем.
Самый респектабельный представитель криминального мира в Крыму Евгений Хавич катал и делал это отлично, талантюга был, и все его сынки-воспитанники получили «путевку» в преступную жизнь. Кстати, Воронок приходил к нему, как к папе, советовался, и тот его считал сынком. Мне, замечу, приходилось бывать у Хавича «в гостях», и я был удивлен: типичная квартира в многоэтажке, каких на Евбазе полно, — специфический запах и ничего ценного. Можно было сколько угодно ее обыскивать — ничего бы не нашли, а ведь ворочал он миллионами.
— Почему же так скромно жил?
— Наверное, любил сам процесс, наслаждался им.
Так вот, когда один из его воспитанников Кельзон решил установить в Керчи собственную власть, затрепетали все — это же замкнутое пространство. К сожалению, все правоохранительные органы начали сдавать позиции: суды, прокуратура, милиция не выдерживали. Во-первых, был развязан террор — жестокий до ужаса, во-вторых, Кельзон все-таки контактировал с папой Хавичем и наверняка располагал информацией, выход на самую «верхушку» Крыма имел. Он знал, где, что и как, у него была прекрасная крыша, его подручные расстреливали всех, кто был неугоден, но у этого бандита и его приближенных одна маленькая слабость была — любили по вечерам что делать?
— Катать...
— Да, садиться за столик в одном морском клубике (в баре «Интерклуб» в центре Керчи. - Д. Г.), но об этом знали не только мы, но и их противники. Они садились и катали все вместе... Лапоть, Афганец и иже с ними — бригадные у Кельзона любили картишки.

[Kuki Anna]

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/d8d0871-22.jpg
Олег Ельцов

— Там их вместе и положили?
— Вот видите, вы догадываетесь. Жив остался один — Афганец (некий Коровченко. - Д. Г.) — мы подозревали, что он и был связующим звеном со спецгруппой киллеров. Она, кстати, оказалась классически подготовлена — ну точно спецназ. Потом уже Афганец рассказывал мне: «Я давно заметил, что наши так называемые водилы-охранники поставят машины и стоят в куче, семечки грызут». — «Откуда у тебя чуйка?» — спросил я. «Ну, я же в Афгане служил». Охрану он все время драл: «Приехали на место, — говорил, — прекращайте базары, встали по периметру, и чтобы каждый видел другого, не подставляйте себя под пули», но расслабон есть расслабон. В тот день Афганец по привычке приехал попозже, увидел бардак, всех обругал, по мес­там поставил и пошел покатать. Пока он там был, водилы, возможно, боялись и стояли по периметру каждый со своей машиной — охраняли, а не семечки щелкали, но, поиграв, Афганец почему-то ушел раньше времени. Он говорит, это чуйка...
— А может, что-то другое...
— Не исключено. Помните притчу про бабочку? — может, мы бабочку наблюдаем, а может, бабочка наблюдает нас: вот так и здесь, и как только он отъехал, к бару подкатили красные «жигули» с милицейскими номерами, в которых сидели четыре молодца, экипированные как бойцы спецназа: в черных масках с прорезями для глаз, в узнаваемой камуфляжной форме. Они быстренько разоружили охрану, положив ее лицом вниз, — та и не дергалась: такие облавы в «Интерклубе» были нередки, и их не боялись. Прибывшие, не сделав ни одного выстрела, собрали оружие и вошли в бар, где сидели Кельзон и три его бригадира, — расстреляли всех, досталось и кое-кому из отдыхающих, которые там играли. Услышав выстрелы, бойцы, которые остались на улице, хладнокровно прикончили охрану. Итог — девять погибших, двое раненых: мы потом полную получили картину.
— Было видео, да?
— В то время техника снимать происходящее еще не позволяла, и потом, они следили, чтобы никаких видеокамер не было, — это их клубик был, потому там все контролировалось жестко.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/1d08d8a-23.jpg
Одна из первых операций с участием Валерия Кура (слева с пистолетом), преступника обезвреживает Игорь Гончаров, позже судимый как «оборотень в погонах»

Вот мы и просидели с Литвиненко и с бригадой какое-то время в Керчи, расследуя этот расстрел, — много чего увидели, узнали. В том числе и работника милиции, который бандитам служил, — мы охотились за ним, чтобы убедиться в этом. Почему он стал предателем государственных и служебных интересов, можно только предполагать. Нам объясняли, что с братками он рос, воспитывался и не считал их идеалы плохими. Дескать, а с кем они воюют, кого отстреливают? Таких же бандитов — это ясно, ну, так какое милиции дело до их разборок?
— Одним из ваших подопечных был, знаю, будущий генерал Пукач, ныне осужденный...
— Поправлю вас, потому что это не совсем так. Моим подопечным он не был, но относился ко мне с большим уважением, и его бойцы нас всегда хорошо обслуживали. Я в подразделении по борьбе с организованной преступностью в составе уголовного розыска Киева работал, а Алексей Пукач в Седьмой службе здесь, в Киеве, — Хирса был начальником, а он его заместителем.
«Семерка» (наружка, «топтуны», она же милицейская разведка, криминальная разведка) не только наружное наблюдение ведет — это скрытая служба, и ее офицеры никогда в форме не ходят — только в гражданской одежде. Лишь двум-трем ее представителям дозволено было контактировать с коллегами из других подразделений, в том числе и с нами — кстати, Пукач был там одним из самых скромных руководителей — он никогда не проявлял ни агрессии, ни невнимательности. Наоборот, всегда восторгался, когда я приезжал с задержания, говорил: «Слушай, какой ты...». Помогал мне всегда лично — то есть служба была наготове. Он даже на вы ко мне обращался, как я сейчас вспоминаю, хотя разговаривать мы с ним могли без этих условностей — уровни у нас были практически одинаковые. Возможно, из уважения — не думаю, что это лесть была такая, но присутствовало в нем что-то законопослушное, какое-то иерархическое соподчинение проглядывало, то есть верхушечно— взлетным карьерюгой он не был.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/a700c95-24.jpg
С Дмитрием Гордоном. Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

— Уверенность, что это он убил Георгия Гонгадзе, у вас есть?
— Вы знаете, даже несмотря на то, что Пукач сам признался... Закон есть закон, и суд вправе окончательное слово сказать, но я до последнего момента не верил.
— И сейчас, похоже, сомневаетесь?
— Я еще и потому не сильно верю, что и другой оперативной информацией располагаю. Всегда на таких умных, как я, как он, найдутся еще более... ну пусть не такие умные, но более технически организованные — мой товарищ Мыкола Поддубный (впоследствии он начальником отдела по борьбе с организованной преступностью стал, а я — его заместителем) не даст со­врать... Я информацией располагал, потому что в той куче жил и варился, но к каждой операции по нескольку дней готовился. Операция несколько минут занимает: бросок — хапок, приехали, навалились, — раз, два, три! — побросали — и вперед...
— ...а просчитать?
— Вот поэтому операции мы тщательно готовили, особенно когда в городе появилось подразделение «К» КГБ. С его руководителем Жорой Онищенко, боевым полковником, афганцем, ползали по грязи вдвоем — до сих пор помню, как брали авторитета по кличке Горбатый. Мы каждую мелочь обсуждали, каждую деталь, хотя ОМОН с Куликовым уже в то время был боевым. Им только свистни — уже готовность номер один, но нам надо было все перепроверить, чтобы лишней стрельбы избежать.
Так вот, я всегда противника признавал если не выше себя, то уж по крайней мере равным себе, и мне казалось, что и Пукач должен был это предположить, а если не предположил — его беда. Про бабочку помните? Это ему, возможно, казалось, что он один и все видит, но ведь существовали и другие спецслужбы, которые за про­исходящим сверху следили, и потом, в окружении той же «семерки» или внутри ее своя спецслужба работала, более подготовленная. Скажу больше: Игорюша Гончаров, на тот момент с десяток бизнесменов уже замочивший, прекрасно знал о каждом шаге «семерочников», потому что кое-кто из тех, кто работал под Пукачем, выполняя, грубо говоря, задание, был на связи у подполковника Гончарова и состоял в его банде.
— Имея на связи много агентов, вы знаете, как и почему погиб Георгий Гонгадзе?
— Нет, не знаю — я только определенной оперативной информацией располагаю, и у меня своя вырисовывается картинка. Думаю, Гонгадзе — «негодный объект», и это не оскорбление его, а просто юридический термин.
— Что, простите, он означает?
— Понимаете, мы всегда взвешиваем. Если кто-то из преступников готовится что-то предпринять, он реально должен предполагать, что именно это и есть его цель, а когда ты идешь на квартиру, в которой рассчитываешь что-то найти, а там пустота, подстава, которую тебе подсовывают, — это объект негодный.
Гонгадзе серьезным авторитетным журналистом, который бы необыкновенной информацией располагал, не был — если он что-то и знал, то только благодаря другим журналистам, которые работали в нашей оперативной среде, непосредственно в самой гуще событий. А он как руководитель проекта просто ею пользовался.
— Зачем тогда за ним слежка велась и все остальное к чему было?
— Здесь тоже чья-то очень грамотная талантливая игра. Думаю, Президент Кучма только в первой половине своего срока массам был интересен, а потом в них стало расти недовольство. Чем? Не знаю. Мне во все времена жилось хорошо: я только о профессии думал, а простому народу всегда не сладко приходится. Во-первых, узурпации не любит, ему не нравится, когда давят, когда выборы делают такими, какими верхам хочется, — возможно, определенные силы решили, что срок правления гаранта закончился.
— То есть Гонгадзе разменной монетой стал?
— Да, это мое личное мнение. При всем том, что закон уважать надо и, не исключено, в суде в будущем совершенно другое решение примут, я думаю, что Президент не давал указания убить журналиста, тем более...
— ...мотив неизвестен...
— Да, неизвестен. Ну и что с того, что ваши коллеги кусаются? Такая у них профессия, и мы должны к этому быть готовы. Не сомневаюсь, что и Президент был готов.

[Kuki Anna]

— Одним из ваших учеников можно назвать подполковника Гончарова — человека, который впоследствии кровавую банду оборотней в милицейских погонах возглавил. Сколько, кстати, на ее счету убийств?
— По нашим оперативным данным, — это, подчеркну, не доказанные эпизоды — не один десяток, но сразу поправлю вас, Дмитрий: вы ошиблись, назвав его моим учеником. Получилось так, что когда мое подразделение по борьбе с организованной преступностью в 1987 году формировалось, работал я вне закона, и вот эпизод — я запомнил его на всю жизнь, у меня даже рапорт, подписанный Василишиным, есть.
В 1985-м я становлюсь начальником отделения уголовного розыска УВД Киева, и мне вменяют в обязанность раскрытие множества преступлений и контроль за тем, как данная работа ведется по городу, то есть я курирую по этой линии все райотделы.
Во-первых, у меня кражи автотранспорта и все, что творили с ним бандиты, преступники: угоны, похищения, кидки, во-вторых, все виды мошенничества, в том числе азартные игры, гемблинг, в-третьих, госкражи — так называемые медвежатники, взломщики касс и магазинов (то, чем занимался Пуля и иже с ним). Можете представить, сколько в одном отделении направлений? — а у меня от силы пять-шесть офицеров было: по одному на каждое направление еле хватало.
Повторю: все-таки мудрость Василишина и заключалась в том, что многое он пред­видел и события опередил — создал первое подразделение по борьбе с организованной преступностью вне закона. Андрей Владимирович разрешил мне брать отовсюду столько людей, сколько надо, и две патрульные машины из ГАИ Киева я позаимствовал. Как сейчас помню, руководители столичной госавтоинспекции Тодоренко (его, к сожалению, уже нет) и Стеценко выделили мне два патрульных экипажа... Они меня уважали, потому что я престиж работников ГАИ поднимал. Многие потом останавливали: «Здравия желаю, товарищ генерал!». — «А ты кто такой?» — спрашиваю. Думаю: сейчас оштрафует, а он: «Помните, мы преступников с вами задерживали?..». Этим ребятам из ГАИ хотелось служить честно и верно. А Куликов — молодчина: организатор ОМОНа, «Беркута»...
— ...и замечательный человек...
— Да, настоящий генерал, но, кстати, без амбиций. Он никогда мне не возражал — даже не потому, что Василишин вынудил его выделить мне человек 10 во главе с Романом Борисенко, тогда молодым офицериком. «Тебе Рома нравится, вот и бери его, — рассмеялся. — И специально готовь их, для борьбы со своей организованной тренируй». Вот так с нашей «легкой руки» полковник Борисенко по сей день командует «Соколом» ГУБОП МВД.
И вот когда позже, в 1989 году, была уже создана структура в уголовном розыске, нам только три штатных единицы выделили — ну от силы четыре. В том числе Мыколе Поддубному должность начальника какого-то отдела дали, мне — заместителя начальника по оперативной работе в метрополитене. Тогдашний начальник УВД Киева по кадрам (а впоследствии начальник ГУВД столицы) генерал Владимир Старовойт привез меня в отдел метрополитена и сказал личному составу: «Вот вам легенда. Хотите?». Когда он по указанию Василишина о моем назначении объявил, все обрадовались: «Кур у нас теперь зам по опер, будет уголовный ро­зыск и БХСС курировать». — «Нет, родные, — отрезал генерал, — сомкните свои рты. Он будет у вас только числиться, а работать будет в специальном подразделении». Так вот, нам по остаточному принципу все давали — кому из начальников рай­отделов, из начальников розысков хочется отдавать лучших из лучших?
— На тобі, Боже, що мені негоже...
— Да, но эти вроде бы выброшенные ребята такими интересными людьми оказались — в них раскрылся талант, о котором до этого никто не подозревал.
— Вы их смогли просто раскрыть...
— Может быть, так вот, у нас с Мыколой Поддубным много прикомандированных работало, но Гончарова я не брал — нам дали его без моего согласия. Не знаю, мой друг и товарищ Мыкола — а он занимался кадрами — сам его взял или ему навязали, но я еще тогда предположил, что это была работа неких специальных органов, ведь еще в Советском Союзе система подчинения вышестоящим интересам сложилась, и некоторые спецслужбы, в том числе КГБ, за деятельностью работников милиции следили, за чистотой нравов, и такие подразделения были вполне официальными.
— То есть версия о том, что Игорь Гончаров с СБУ работал, основания не лишена?
— Конечно. Спецслужбы увидели в нем интересную личность, поскольку он уже давно специальную подготовку прошел. Иначе как объяснить, что из подразделения, которое всего лишь предприятие народного хозяйства обслуживало, пускай и оборонного назначения, Гончаров — не совсем великий опер, да и вообще не опер, в элитное подразделение по борьбе с организованной преступностью вдруг попадает? Более того, я увидел, как, едва у нас оказавшись, он получает добро на то, чтобы объединять вокруг себя людей и реально бороться за чистоту нравов в милиции. Ко мне стали подходить сотрудники, особенно младшие инспектора — а все же не без греха! — и говорить: «Нас вербуют». — «На чем?». — «А я выпил...», «А я в карты на рынке Бессарабском поиграл...».
— Вербовал Гончаров?­
— В том числе и он. Показывали компру и говорили: «Вот что тебе грозит» — и многие на крючок попадались. Иными словами, их заставляли под крылом, которое возглавлял Гончаров, находиться.
— Он, следовательно, сколотил себе группу...
— ...да, причем очень грамотно...
— ...которая, по некоторым данным, занималась выполнением спецзаданий якобы в интересах государства — возможно ли такое, чтобы сверху им поручали кого-либо устранять?
— Я полагаю, что никто из высоких должностных лиц задания Гончарову конкретно не давал — тем более кого-то убрать. Были общие задачи, а устранить — нет, боялись по принципу: как бы чего не вышло, ведь известно: болтовня к хорошему не приведет. Кроме того, существовали, возможно, какие-то нормы морали, а может, у людей, которые были недовольны властью и хотели эту власть сами завоевать, все-таки принципы есть. Да, они сражались так, как это в политике принято, но отдать приказ об убийстве — нет, думаю, это исключено.
По моей версии, находясь под крышей этих высоких должностных лиц и приходя к ним, докладывая и с ними общаясь, Гончаров преподносил потом это своей бригаде в том духе, что работают они только потому, что сверху перед ними очень важная задача поставлена. И многие, как мы потом убедились, верили. Гончаров к тому времени уже в монстрика превратился, но вначале — я такую информацию уже проверил — по заказу справедливых заявителей его бригада действительно приводила в исполнение приговоры, которые не мог вынести наш советский, а потом украинский суд какому-то насильнику, педофилу или кому-то еще...
— Ловили и уничтожали?
— Да, и на первых порах о выгоде наверняка не думали, но потом вдруг увидели: «Господи, а он деньги же предлагает...» — и тут понеслось. За первым пошел второй, тоже вроде бы виноватый, а потом, как мы установили, были составлены списки обеспеченных людей, которые, как «оборотням в погонах» казалось, теневые денежки, накопления имеют — раз и не пойдут заявлять — два. Неплохо, мол, было бы привести приговор народа в исполнение, но только Гончаров знал, что ни один оттуда живым не выйдет, — он лично убивал...
— ...получив предварительно деньги...
— Надевал на голову мешочек, душил и расстреливал (контрольный выстрел в ви­сок производил), а потом понял, что надо и остальных членов группы кровушкой мазать, и к тому времени, когда появился Гонгадзе — а Игорюша полнейшей информацией располагал: кто за кем «ходит», кто какой интерес проявляет, — был в УБОПе Киева одним из руководителей. Меня отправили в «ссылку» в Академию милицейскую, где я с 90-го года сидел, — приятное место, я много интересного там узнал, а на его счету в это время уже, мне кажется, с десяточек трупов поднабралось. Думаю, ему нужно было обязательно своих руководителей под кровушку, под трупы те подвязать, и он такое искал задание, чтобы можно было под предлогом государственной необходимости все остальные трупы подпрятать.
— Смерть Гонгадзе — его, на ваш взгляд, работа?
— Вы знаете, это оперативная информация, и я бы ее таким образом обрисовал. Существуют просто методы работы Седьмой службы — до определенного момента она что-то делает, потом у нее предусмотренная инструкциями пауза наступает, а Гончаров знал, когда пауза, когда не пауза, потому что кое-кто из сотрудников «семерки» был членом его банды, и при таких условиях, я думаю, очень удобно выполнять спецзаказ. Кому-то надо было во что бы то ни стало деятельность Президента омрачить, а тут подходящая схема, и бедный Гонгадзе просто под раздачу попал, хотя, если честно, на его месте должен был оказаться другой журналист, который исчерпывающей информацией о деятельности правоохранительных органов и бандитов владел. Он в наших стенах УБОПа как журналист с конца 80-х сидел — это некий Олег...
— ...Ельцов?
— Вы сами его назвали, поэтому я могу подтвердить: да, Олег Ельцов.
— Это его должны были убить?
— Да, именно его, и если уж наказывать собирались тех, кто на Президента, на его Администрацию, на высоких должностных лиц рот раскрывал, достаться должно было ему. К сожалению, журналист Гонгадзе попал в игру, в которой, я думаю, неправильно все рассчитали — все абсолютно!

[Kuki Anna]

— У вас в банде «оборотней» свои люди были?
— Не могу так сказать, потому что к тому времени организованной прес­тупностью уже не занимался. В 2000-м об этом очень уважаемый человек позаботился, с которым я прекрасно в начале нашей совместной деятельности контактировал... Мы с ним точно так же, как ранее с Радченко, все вопросы деликатного характера обсуждали, в том числе и те, что и его персоны касались, потому что много в отношении этого руководителя пасквилей было, много информации отрицательной. Наверное, вы уже догадались, что это был Юрий Федорович Кравченко.
Не знаю, кто и что ему рассказал, но к 2000 году отношения наши испортились окончательно. Сегодня я абсолютно на него не обижаюсь и считаю, что был он необыкновенно талантлив, но, кое-кого послушав, совершил ошибку. Меня тогда начали так прессовать, что, честно скажу вам, тяжело было, причем настолько, что чувствовал: что-то произойдет. В этот момент угрозы со всех сторон сыпались и одновременно мной вдруг все спецслужбы заинтересовались. В СБУ в отношении меня разработка велась — слава Богу, что все-таки нашлись в моем окружении солидные серьезные люди, которые понимали: что-то неправильное здесь происходит — и хоть как-то меня морально поддерживали.
...Неожиданно я получил из банды Гончарова (я, правда, не знал тогда, что это была банда) информацию: «Будьте аккуратны, Степаныч, вам грозит большая опасность» — и указывают, что со стороны Игорька. Мне предложили вспомнить, как однажды мы будто бы случайно встретились с Гончаровым, который в то время мне непосредственно уже не подчинялся: он в УБОПе Киева работал, а я в министерстве руководителем криминальной разведки был, и он у меня как у старого командира стал вдруг мягко, нежно интересоваться: «А почему вы не хотите под крышу меня взять?». — «Игорюша, я не возражаю, — ответил. — Давай представление, скажи своим руководителям, что хочешь под крышей, на нелегальной основе работать, — я рассмотрю», но я уже располагал информацией о его нечистоплотности, знал, что Игорь перешагнул границы и тащится уже не в ту степь. Хорошо, что в его банду входили люди, которые когда-то были у меня в подчинении, а я вкладывал в работу душу, жил с ними как одно целое, и они видели, что я не подлец и что меня приговаривать к смертной казни не за что... Понимаю еще, когда государство приговор выносит: если нашло за мной грешок, оно имеет на это право, но с какой стати это делают так называемые «оборотни»?
— Приговорили?
— Приговорили, но сначала должно было быть похищение. Кстати, Дмитрий, вы тоже в списке том состояли — и это не комплимент вам, а, скорее, напоминание о том, что все мы ходим под Богом и быть надо внимательным. Предупреждению я тогда поверил. Почему? Потому что этот человек — ну, не только он! — сам оказался в страшнейших условиях и стоял перед выбором. Он думал, что, оказавшись с Игорьком в одной лодке, действительно можно быть полезным обществу, наводить порядок, обеспечивать свои семьи дополнительными материальными благами, но я понял, что с ним было, когда он увидел: воп­росы решаются несправедливо, и при этом его заставляют принять участие в экзе­куции и расстреле одного из похищенных.
— И он его расстрелял?
— (Пауза). По моим предположениям, нет, потому что ему удалось далеко-далеко за пределы страны скрыться. Одно из заданий он выполнил — там же обязанности были распределены — и, возможно, понял, что ему грозит то же самое, а второго моего подчиненного и товарища Игорюша тоже хотел использовать, но в банду не заманил. Этот старый бердичевский опер (ну, как старый? — еще молодой!) вдруг что-то почувствовал: видно, мама с папой хорошо в детстве воспитывали. При­шел ко мне и тоже пожаловался: «Вы знаете, я боюсь — он ищет со мной встречи». — «А почему боишься?» — спрашиваю. «Я не хочу с ним работать: он — бандит в погонах и в случае несогласия может меня застрелить».
В то время уже несколько спецслужб, предполагая, что есть какая-то банда, сидели и копали, и Игорек вовсе не потому просматривался — его выдал звоночек с телефона, за которым следили, поскольку он на месте одного из убийств засветился, и мой бедный несчастный товарищ, который Гончарова, как и все мы, знал, но не хотел у него работать, тоже попал под подозрение. За ним так много «гуляли», его так терроризировали, выбросили в конце концов из системы, а он честный, справедливый, порядочный человек — и тоже меня в свое время предупредил.
— Итак, у Гончарова был список потенциальных жертв, в который входили и вы, и я?
— И кроме нас с вами, там еще были очень солидные люди — это ясно. А вы должны были получить информацию о се­бе из других источников, помимо меня. Я, честно говоря, не хотел вас пугать, тем более что к тому времени, когда я располагал в достаточной степени подтвержденными данными об экзекуциях, которые планировались и в отношении меня, и в отношении вас, прежнего могущества у него уже не было, силы тайного волчонка иссякли, а вся бригада оказалась пшиком (без него они — обычные люди).
— В тюрьме Гончарова убили?
— Конечно.
— Слишком много он знал?
— Более того, стал чересчур много требовать у своих покровителей. Не секрет, что милиция часто пользуется теми, кто может, скажем так, быть полезным нам даже не как оперативник, не как сыщик, не как работник, а как оборотистый малый, который способен вовремя организовать доставку стульев в кабинет или какие-то мероприятия обеспечить. А в эпоху, когда все теневое, многие из нас пользовались в том числе и нелегальным рынком валюты. Каждый, кто заработал свой доллар, бежал его обменять...
— ...естественно...
— ...а бежали все в основном к кому? К Купцу, который универмаг «Украина» держал и все, что вокруг него, в том числе прилегающие окрестности железнодорожного вокзала. Так вот, Игорек курировал этот район для того, чтобы подпитываться и хорошие финансы иметь. Представляете, я информацией располагаю, что кто-то из бригадных менял собрал выручку, а потом вдруг — раз! — и неожиданно со 100 тысячами баксов исчез. А потом мне вдруг оперативная информация из-под окружения Купца поступает — человек говорит: «У вас там такие крутые ребята!». Я удивился: «Крутые? Где?». — «Да в ментовке — приглашают в отделеньице, что рядом с вокзалом, усаживают и говорят: «Ну посмотри, родной. Вот уголовное дело на тебя (а уже все состряпано. — В. К.), оно 10 штук стоит». И Купец согласился и стал с большим удовольствием с ними работать, потому что он использовал их, а не они его».
Так вот, представьте, сколько высокопоставленных чинов, будучи кинутыми во время обмена валюты, бежали к одному начальнику, второму, а те знали, что Игорек всегда возвратит, найдет — он спец, и он возвращал, выполнял к тому же и другие задания. Как оказалось, все были, условно говоря, подмазаны, чем-то подмочены — каждый чувствовал себя не в своей тарелке в равной степени. Один от того, что контактировал с ним, я, например, от того, что не смог разглядеть в нем оборотня, а ведь увидеть мог, тем более что он мстил мне за крошечный эпизод — у маленьких параноиков это бывает.
Я отвечал в уголовном розыске за спорт и каждую неделю всех руководителей, в том числе и жирных, пузатых, заставлял выходить на спортплощадку, гонял их, а вот Игорюша на спорте был постоянно с моим отделением. Мы, как правило, играли в футбол. Где? На Трухановом острове — у нас площадка была, за которую никому не надо было платить. Мы приходили, раздевались и гоняли по часу, по два. Помню, он, корявый, жесткий, ужасно мстительный, только моего авторитета боялся и все время чувствовал мой натиск.
Я тоже был не подарок, скажу вам — ну, слон, кого-то и придавить мог, и хорошо, если меня приводили в чувство интеллигентно, как это делал Василий Кузьмич Грандовский или сегодняшний руководитель Интерпола Василий Неволя. Тот, кстати, с блеском играл и обводил меня «в две калитки», и Юрий Федорович Кравченко на футбольном поле меня «делал», — хотя я такой спортсмен! — а Гончаров не мог ни сказать, ни «сделать», и когда невольно я нарушал правила, видел в его глазах — но тогда не понимал этого — ненависть ко мне и желание отомстить когда-нибудь, хоть через 100 лет.
Я не усмотрел, как изменился мальчик, который отличался от всех: один джинсовый пиджачок носил годами, не ходил по ресторанам, не позволял себе никаких излишеств в питании. В отличие от многих не курил, не пил — один бутербродик скушает и тихо-скромно к себе в кабинетик пойдет. Я покажу вам его фотографии — на некоторых ошибочно написано, что задерживают Гончарова, но на самом деле это он в задержании как член оперативной группы участвует — его лицо я узнал.
Кое-кто из руководителей неправильно подсказал, и эти снимки проходят сейчас в СМИ — нет, Гончаров во всех операциях в первые годы был одним из самых активных борцов за справедливость. Он никогда не позволял другому сотруднику милиции поступать подло, обманывать заявителей, потерпевших, пьянствовать, взятки брать — мы это видели и поощряли, и когда уже сколотилась их группа, мне нравилось, что он ведет людей за собой. Правда, настораживали его попытки подтолкнуть, в том числе и меня, к этакой «Белой стреле»: вот, мол, какой закон противный — кто же будет с этими раз­бираться?
Как человек, который получил в университете хорошую подготовку, я рассказывал в то время подчиненным про бразильских коллег, про их спецслужбы, которые заваливали в фавелы (трущобы. - Д. Г.) и расстреливали беспризорников, воришек, уличных грабителей, торговцев наркотиками и сутенеров, наводили порядок. Но кто были эти бандиты? Мальчики, дети — вот, видимо, Игорьку их «лицензии на убийство» и пришлись по душе. Я видел: что-то с ним происходит, но, грешен, уследить за ним так и не смог.

[Kuki Anna]

— Вы говорили, что считаете экс-министра внутренних дел Украины Юрия Федоровича Кравченко неординарной личностью, несмотря на то что у вас были сложные отношения. Как думаете, то, что произошло с ним, — это убийство или самоубийство?
— Знаете, только суд вправе дать за­конный ответ. Кравченко действительно неординарным был человеком, и это было видно — возможно, он даже казался кому-то белой вороной. Многие старожилы, старики его не воспринимали, потому что он параноидально стремился к успеху, очень хотел его добиться. Я не имею права сегодня оценку ему давать, поэтому, чтобы свою точку зрения объяснить, расскажу притчу.
Представьте себе простого мальчишку, школьника. Ночью приходит к нему его ангел и спрашивает: «А хочешь избежать участи многих твоих ровесников, которые вырастут босяками? Хочешь стать сыщиком или оперативником и работать в милиции?». — «Конечно», — отвечает парнишка. Ангел продолжает его спрашивать: «А хочешь стать большим руководителем в своем районе? А самым молодым и ярким генералом? Министром? Кандидатом в гаранты?» — и всякий раз слышит в ответ: «Хочу». — «Я дам тебе такую возможность, но с одним ус­ловием — ты проживешь короткую жизнь. Взлетев высоко, крылышки сожжешь, как бабочка» — и мальчишка сказал: «Согласен!».

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/030deb8-22.jpg
Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

У меня ощущение, что Кравченко, даже если бы ему предстояло снова прожить эту жизнь, остался бы таким же — он знал, что не может просидеть отмеренный ему срок, протирая штаны, и рвался вперед. А вот почему произошла трагедия, почему его сегодня официально обвинили в убийстве человека? И по сей день не верю в его причастность к столь тяжкому преступлению, не хочу даже думать об этом, хотя я чуть не потерял в то время здоровье, а может, и жизнь, когда меня 48-летнего...
— ...в расцвете сил, легендарного борца с организованной преступностью...
— ...выкидывали из системы МВД. Сейчас уже, по прошествии лет, начинаю анализировать и думаю, что кое-кто из его ок­ру­жения подло вдувал ему в уши ложную информацию обо мне — из зависти...
— На ваш взгляд профессионала, специалиста высочайшего класса, он мог дважды в себя выстрелить?
— Ну, тут я ничего говорить не хочу. У ме­ня есть своя четкая точка зрения. Сошлюсь только на примеры из судебно-медицинской практики — в ней очень много случаев, когда мышцы рефлекторно сокращаются и человек может произвести не один выстрел, а несколько.
Расскажу лучше, что происходило тогда. Пришла новая власть. Сразу (по дурной традиции) заменили не только министра МВД и председателя СБУ, но и руководителей высшего и среднего управленческого звена. А я, как и многие мои коллеги-отставники, всегда считал, что государство — это не только те, кто управляет страной, но и я, и такие, как я, в равной мере. Вот поэтому всегда стараюсь быть полезным своему министерству, даже если этого не очень хотят руководители. И когда появился новый министр МВД и сменилась управленческая верхушка, я все равно пытался «советовать», даже не спрашивая, а будут ли они меня слушать. И, являясь одним из старых профессионалов, располагал информацией о том, как работали МВД и СБУ.
Представьте себе две независимые спец­службы: одну возглавляет председатель Турчинов, другую — министр Луценко. Я знал о разладах внутри и о том, как одна служба по политическим мотивам не любила другую, тем не менее, обе ведут независимое друг от друга наблюдение за объектом — каждая по-своему.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/991879a-24.jpg
Накануне своего дня рождения 4 марта 2005 года министр внутренних дел Украины Юрий Кравченко был обнаружен с двумя огнестрельными ранениями в голову у себя на даче в элитном поселке Кончи-Заспы «Золотые ворота» под Киевом

— За Юрием Федоровичем?
— Я предполагаю, что вели (и замечу, не для того, чтобы совершить убийство или довести до самоубийства). И Кравченко знал это, постоянно говорил: «За мной наблюдают, меня ведут» — он же не только специалистом был, но и в прошлом начальником «семерки».
Могу с уверенностью сказать, что ни Тур­чинов — председатель СБУ, ни его первые замы — Кожемякин и Крутов никогда не отдавали указания не то чтобы расстрелять Кравченко, но даже применить к нему какую-либо силу. И даже если кто-то хочет сегодня отбросить фактор морали этих руководителей — это было невозможно, так как равносильно самоубийству для них. А их психологическое состояние очень сильно отличалось от состояния Кравченко (не в его пользу). В МВД тогда Луценко вообще не влиял на ситуацию, а «тащился» на поводу у своего первого зама генерала Александра Бондаренко, а Саша был трус и авторитетом у профессионалов в МВД не пользовался. И даже если бы он что-то захотел сделать в отношении Кравченко не­законное — его бы никто не послушался...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/b5f1a17-23.jpg
Министр внутренних дел Украины Юрий Кравченко

Скажите, можно ли на глазах у нескольких десятков специалистов из разных кон­ку­­рирующих спецслужб совершить убийство физически очень сильного мужчины? Просто Крав­ченко тогда был до отчаянного доведен состояния. Подчеркну: в его окружении были настоящие, маститые генералы, на которых он бы мог опираться, к мнению которых мог бы прислушиваться (я не даю оценку им как политикам, не говорю о том, что они совершили, — на том свете ответят). Эдуард Фере, который прекрасным профессионалом был, и мы многому у него учились, Мыкола Джига — мудрый человек, который никогда не переступил границу этики, всегда оставался преданным государству, тот же Геннадий Москаль, который вроде бы совершенно в другом лагере находился, Михаил Корниенко — все это сильные личности, но так уж бывает с «великими»: они привыкли рассчитывать только на себя. Так вот и Юрий Федорович советовался в то время с людьми, которых он «сделал» великими генералами. Как они могли влиять на такую сильную личность, как Кравченко?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/6d23c8b-26.jpg
Середина 80-х, первые офицеры Управления уголовного розыска Киева, которые начинают борьбу с оргпреступностью. Сидят: Валерий Кур, Константин Ларченко, стоят: Василий Грандовский, Владимир Кочин, Виталий Науменко, Николай Кузьменко. Сделал это фото майор Игорь Гончаров — будущий оборотень-убийца

— Так, видимо, звезды сошлись...
— Мне кажется, Юрий Федорович ошибся, когда искусственно слепил верхушку министерства из удобных ему людей: такие никогда хорошими помощниками не будут — только сильные личности на это способны. Почему все великие держали шутов? Да потому, что нужно, чтобы кто-то говорил правду. Я был в прекрасных отношениях с Кравченко в первые годы, называл его Федоровичем, мне было ужасно хорошо, когда он пришел министром. Еще до этого он спросил: «Ты же не уйдешь в СБУ с Радченко? Мне хотелось бы, чтобы ты остался» — и я ответил: «Радченко не тот человек, чтобы кого-то тянуть за собой, — у него, наверняка, таких специалистов хватает... Я же выходец из уголовного розыска — конечно, остаюсь». Все знали и понимали, что меня оставляют как руководителя криминальной разведки ГУБОПа.
Когда мы выселяли представителей бывшей партшколы и заселялись в здание на Багговутовской, я отвечал за ремонт и принимал непосредственное участие в создании технической защиты ГУБОПа. После того как мы все сделали, министр приехал с членами коллегии и в первую очередь зашел ко мне, а у меня кабинетик был простенький, там дочка моя сидела — еще подросток. Ну, Кравченко знал о ней, мы часто с ним говорили о детях, и когда кто-то сказал: «О, какая у Кура секретарша красивая», он его оборвал: «Закрой рот — это его дочка». Тут проявилось то, насколько Юрий Федорович был чувствительным и внимательным к семейным ценностям. Может быть, это в том числе его и подвело. Я не исключаю, что на кон были поставлены его жена Татьяна и дочки, а он слишком любил их, всегда высоко о них отзывался и не хотел ими рисковать. И выбрал их — свою семью.

[Kuki Anna]

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/0a28f4a-25.jpg
С супругой Региной, сыном Сашей и дочерью Татьяной, конец 70-х.

Но на пике своего правления Кравченко не мог терпеть тех, кто говорил ему прямо, поэтому таким людям было не место в его окружении. А ведь я рассказывал ему то, чего он больше ни от кого услышать не мог, мы обсуждали с ним личные, почти интимные вещи, и мне было приятно находить с его стороны понимание. Министр сознавал, что мы действительно пытаемся сохранить то святое, что еще осталось в милиции, но потом между нами как будто пробежала черная кошка. Я позже понял, кто и что вдувал ему обо мне в уши. Его обозлил мой отказ от одного солидного повышения, от второго: мол, как же так, генеральская должность, а ему не надо? Я, например, отказался «убирать» с должности начальника Киевского УБОПа генерала Лясковского и «становиться» на его место.
Потом однажды Эдуард Вадимович Фере по дружбе сказал мне: «Слышишь, перестань хлопать Юрия Федоровича по плечу», то есть дал мне понять: перестань говорить ему нелицеприятную правду. Веди себя с ним, как подчиненный, — великих трогать за живое нельзя.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/15c3539-27.jpg
С Виталием Кличко.

— Сегодня жалобами граждан Ук­ра­и­ны на изощренные пытки в милиции никого уже не удивишь, а как к этому относитесь вы?
— Знаете, мне стыдно и тяжело представить, что это правда, — все-таки чувствую ответственность за державу, за порядочность работников милиции. Я всегда понимал, что ради раскрытия преступлений в советские времена законность тоже нарушалась, хотя тогда, скорее, это была имитация: не пытки, а игры с угрозами сделать что-то. Да, были такие эпизоды, и я помню, как великие старые сыщики показали мне как-то пример, от которого у меня, честно говоря, волосы встали дыбом.
Задерживаем вора, точно зная, что он украл деньги, — наши ребята шли за ним по пятам, но где преступник их сбросил, не уследили, и найти невозможно — стройка. Старики, зная, что он авторитет, сидел и к некоторым вещам очень чувствителен, говорят: «Ладно, Вася, придется тогда отправить тебя в зону по другим мотивам — сейчас вызываем специалиста, и пусть он напишет справочку, что у тебя был акт мужеложства, что ты опущенный» — можете представить?
Я не верил, что они такое задумали, но сделали, сыграли, сымитировали, и когда зашел лжеврач в белом халате, Вася заорал, завизжал: «Напишу что хотите!». Ук­ра­денное он вернул — мы на стройке нашли, и хотя это была только игра, комбинация, мне было не по себе.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/b13dddc-28.jpg
Генерал Александр Ярмаш, полковник Александр Зарубицкий, генерал Алексей Шевчук и Валерий Кур на встрече военных офицеров более 60 стран мира в Лурде, Франция, май 2013 года

В тот раз довелось увидеть все своими глазами, были, возможно, и другие подобные случаи, но в то время, если в нашей среде кто-то организовывал группу, которая выбивала признание, если пытки были направлены не только на то, чтобы раскрыть преступление, но и, упаси Бог, на сбор средств, это вызывало у нас общее возмущение и наказание следовало незамедлительно.А сегодня милиция — отражение общества, и мне жаль, что при подборе кадров не удается отсеять людей морально неустойчивых, что финансовое содержание отвратительное. Некоторые сотрудники милиции получают по 200-300 долларов в месяц — ну как на эти деньги прожить? Они же в нищете прозябают — зная это, как можно ожидать, что в милицию лучшие из лучших пойдут? Толковые ребята, может, и хотят в правоохранительных органах работать, учатся старательно, но, получив диплом, как правило, уходят в другие сферы.
Я не предполагаю это, а знаю, так как сам в Национальной академии внутренних дел преподавал и могу судить о том, насколько вся система подготовки в вузах запущенна. Согласитесь, когда диплом учебного заведения престижным становится и для кого-то квоты мы устанавливаем, это плохо — учиться поступает не тот, чьи знания лучше, а тот, у кого есть льготы. И когда нам, милиционерам-профессионалам, политики навязывают свое мнение, что и как должно быть, или когда на руководящие посты в МВД политические лидеры приходят, которые мою систему не знают, надо 100 процентов ждать неприятностей — это, как правило, в такие эксцессы и выливается...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/2341e7d-29.jpg
«Если сам себя счастливым не нарисуешь, счастья, поверьте, не будет»

— Все задержания, я знаю, вы организовывали сами и лично в них принимали участие — бесстрашно под пули шли, на ножи. Скажите, ранений у вас много?
— Если честно, не хочу сейчас о них говорить. Конечно же, много, но, слава Богу, они не смертельные.
— Ножевые, пулевые — какие?
— Ну, на спине шрам под лопаткой от финки, куча переломов — да много чего, но я спортсмен и привык к этому. На прошлые травмы внимания не обращаю — уже забыл: когда вступаешь в борьбу с преступником один на один, когда идешь на нож или даже на огнестрельное оружие, какая-то бесшабашность срабатывает. Хотя страх, бесспорно, присутствует — тот самый, который иногда парализует, и ты боишься так же, как все, но иногда не ус­пе­ваешь...
— ...испугаться?
— Вот именно. Когда нож под лопатку мне влез, я это только через полчаса обнаружил — ботинки шлепать начали.
— Кровь залила?
— Да, то есть она хлынула, а я не почувствовал.
— На вашем счету десятки успешно проведенных боевых операций, практически все свои звания вы получали досрочно...
— ...и этим гордился...
— ...а чем еще, кроме новых звездочек на погоны, Родина вас благодарила? Может, подарками ценными?

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/6965378-30.jpg
Кур – друг индейцев

— Ну, смотря что ценным считать... В 89-м году Министерство внутренних дел СССР собрало нас для подведения первых итогов борьбы с организованной преступностью и всеобуча. От Украины поехали заместитель начальника республиканского уголовного розыска Юрий Катютин, я, еще несколько руководителей из всех регионов. Мы показали хорошие образцы выучки, и я (как один из лучших и в спорте, и во всем, — ну, рот не закрывался!) получил ценный подарок: микрокалькулятор с ручкой и записной книжкой — как же потом им гордился, везде носил!
Вручали мне еще, помнится, часы от Василишина, тогда заместителя министра внутренних дел. Но, как правило, это подарки символические, а в конце 80-х на мою квартиру, которую я как один из лучших сыщиков Киева получил, был совершен дерзкий налет. Кстати, мы вместе с первым командиром ОМОНа Анатолием Куликовым новоселье отпраздновали — то есть жилье заслужили, и вдруг оказалось, что я стал какой-то разменной монетой в противостоянии государства и криминала: были угрозы, и не только. Случались моменты, когда за детей опасался, причем они все это ощущали, переживали — можете представить, как у меня крыша ехала?
Слава Богу, в тот день дочка не пришла из школы домой на 10 минут раньше, где-то задержалась, а в это время там бандитская группа хозяйничала. Правда, выносить было нечего, но перерыли все. Книги мои не заинтересовали, поэтому унесли самое ценное — подарки (хорошо, не оружие!). Забрали часы от министра, подписанные, золотые часы взяли — папа моей супруги Регинки подарил мне на день свадьбы «Победу» старую. Все утащили! — можете представить, каково мне было?
Я — один из первых руководителей отдела по борьбе с организованной преступностью в СССР, и вдруг нападение на мою квартиру! Действовали жестоко: выбили дверь, вынесли — у меня же ни сигнализации, ни бронированных дверей не было. Потом, конечно, молодец Василишин подсуетился — мне бесплатно сигнализацию поставили.

[Kuki Anna]

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/ccf2b9e-31.jpg
С любимой женой Региной в пампасах

Скажу так: главные ценности, которые за свою жизнь нажил, — это мои записи, воспоминания, фотографии, это люди, с которыми работал и с которыми по сей день дружу, это, в конце концов, моя авторская программа «Профессия — детектив» на «Радио ЭРА-FM». В эфир выхожу, ни копейки там не получая, но с большим удовольствием о работе правоохранительных органов рассказываю, и пускай простят меня работники милиции за то, что порой их критикую. Что поделаешь? — хочу, чтобы они были чистыми.
— Когда Виталий Кличко, которого я очень уважаю, впервые баллотировался на пост мэра Киева, киевлян пугали тем, что он с Игорем Бакаем, Рыбкой и бандитами связан, а Валерий Кур начальником службы безопасности братьев Кличко является. Что здесь правда, а что вымысел?
— Ну, во-первых, работать начальником службы безопасности у Вовчика и Виталика мне было не по масти. Почему? Когда мы познакомились, я солидное управление возглавлял, а они были еще никем, то есть простыми спортсменами...
— ...хорошими ребятами...
— ...у которых денег, даже если бы они захотели нанять себе охрану, наверняка не хватило бы.
— Да и зачем им охрана?
— Да, от кого? Чего опасаться спортсменам, которые дни и ночи проводили на тренировках? Денег у них не было, ведь бокс принадлежал не им, а совершенно другим лицам, в том числе и бандитам. Рыбка курировал его, — надо отдать ему должное! — а кто курировал в то время другие виды спорта? Мы же с вами перечислили. Все виды спорта старались тогда богатыми покровителями обзавестись, и бокс не исключение.

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/177cf57-32.jpg
С внуком Ваней. Ивану уже 13 лет, есть еще внучка Ниночка — ей три года.

Кем тогда были Виталик и Вовчик? Честными, справедливыми спортсменами, и когда мы вместе с немцами по Рыбке работали, я располагал информацией, что, возможно, жизни братьев угрожает опасность. Почему? Они были слишком открытыми, бескомпромиссными и никогда Вите Рыбке не стали бы подметки лизать — никогда! Да, Витя хотел подмять бокс, но в игру вступили спецслужбы Германии и Украины. Впрочем, это не касается братьев — мы не столько их защищали, сколько интересы обоих государств, и когда появилась информация, что Рыбка собирается устроить во время спортивного мероприятия расстрел, меня предупредили об этом коллеги-немцы. Мы с ними вместе работали и удачно справились — Витя узнал, что информацией мы располагаем. Конечно, он переживал, что бокс от него уходит, но бандитам всегда надо быть готовыми...
— ...к тому, что кто-то уйдет....
— Да, к тому, что от них когда-то отвалят. Мы с Виталиком и с Вовчиком поддерживаем отношения, скорее, на уровне семейных, дружеских. Их папа Владимир Родионович прекрасным был человеком, с их мамой Надеждой Ульяновной мы с моей женой Региной знакомы. Она излучает такое мудрое свечение, что много слов не нужно — говорит ее душа.
Как-то Виталик сказал мне: «Степаныч, вы с нами уже, наверное, полмира объездили, все бои с 95-го года посмотрели — вам же это накладно» — он мне помочь пытался. «Давайте, — говорит, — я вам буду бесплатно билеты на мои выступления при­сылать», но я же понимал, что это его личные, потом заработанные деньги, поэтому отказался: «Виталик, родной, спасибо — я на тебе и так много заработал». — «Как? Скажите, может, и у меня получится». — «Виталик, мои дети и внуки на традициях такой семьи, как ваша, воспитаны, на вашем примере, а это мне гораздо дороже, чем любые деньги. Вот та собственность, которая принадлежит мне, — это ваш вклад в будущее моей семьи». Он посмеялся...

http://www.bulvar.com.ua/images/doc/9ca857f-33.jpg
С Дмитрием Гордоном. Фото Феликса РОЗЕНШТЕЙНА

Так вот, меня не интересует ничего, что связано с его личными амбициями как политика, — я знаю, что в эти дела лучше не влезать, и стараюсь вне политики находиться. Меня чисто человеческие отношения интересуют, я хочу дружить с людьми только потому, что они люди. Политика — страшная штука: я уже побывал в ней в конце 80-х и наелся досыта. Боюсь превратиться в нехорошего человека!
— Мы уже говорили о ваших кулаках и о вашей грудной клетке, у вас внушительный рост, и вообще мужчина вы видный и мощный, а какими видами спорта занимались?
— Вообще-то, я профессиональный спортсмен — начал очень рано и перепробовал все. Мой тренер был чемпионом России среди школьников по боксу — я боксировал, боролся, и мне это давалось легко и здорово, но в итоге остановился на легкоатлетическом многоборье, а потом всем многоборьем, что моего офицерского будущего касалось, занимался: лыжами, плаванием, стрельбой. Из новых увлечений сноуборд освоил — сейчас с Реги­ной его испытываем, а вот гладкие лыжи — настоящий витамин здоровья. Как только снег появляется, мы с Регинкой каждое воскресенье в лесу. Пятерочку, а может, и восьмерочку километров туда — и столько же обратно, а там чаек, костер и старые товарищи. Знаете, после пятнашки километров настоящим человеком себя чувствуешь.
— Наслышан, что с группой друзей вы путешествуете по самым экзотическим уголкам мира, у вас замечательная семья — прекрасная жена, сын, дочь, внуки. Такая жизнь позади, столько еще впереди, а вы счастливы? Ментом в высоком звучании этого слова себя вы считаете?
— В высоком звучании сложновато — это скажут, возможно, после моей смерти, так уж бывает. Я понимаю великих, которые постоянную неудовлетворенность испытывают, под которой я вечные сражения понимаю. Человек счастлив ровно настолько, насколько он этого хочет и насколько радоваться жизни готов. Хочу только Регинку мою поблагодарить — сколько она со мной мучается, Господи? С 75-го года! Выдержала все зигзаги судьбы чиновника, спортсмена — она, умница, всюду со мной. Исключительно идеальная жена, моя самая ненаглядная — кстати, по профессии учительница. Она объездила со мной полмира. Почему? В большей степени охраняя меня, и дети точно так же. Они самостоятельные люди: сын Александр Ки­евский институт народного хо­зяй­ства окончил...
— ...дочь — журналистка прекрасная...
— Таня — экономист отличный, и сценаристом была...
— ...и театральный критик замечательный...
— У меня уже внуки. Ваня-то подрос, 13 лет, а Ниночке три годика. Она говорит: «Валеля, я не знаю, цего я тебя так юбью». — «Ниночка, — отвечаю, — это потому, что я так тебя люблю». — «А! Ну тогда мы вместе дъюг дъюга юбим». Вот уже новое счастье, поэтому скажу: если сам себя счастливым не нарисуешь, счастья, поверьте, не будет.
— Всем, в том числе и настоящим ментам, Глеб Жеглов из картины Ста­ни­слава Говорухина «Место встречи изменить нельзя» очень нравится, и я вам последний задам вопрос. Скажите, пожалуйста, слова Жеглова: «Вор должен сидеть в тюрьме, и не важно, каким способом я его туда упрячу» — ваш девиз?
— Разочарую и вас, Дмитрий, и всех почитателей Жеглова. Вначале, возможно, и был — еще когда я в уголовном розыске бегал, с наперсточниками сражался, с рэкетирами: до 89-го года. Но потом, когда мы с Мыколой Поддубным первое подразделение по борьбе с организованной преступностью возглавили — он стал начальником, я — его заместителем, — свое отношение к этому лозунгу изменил. Почему? Наверное, увидел то, чего раньше не замечал.
Представьте себе, что я в то время получал в эквиваленте 50 долларов от силы, поэтому, отработав основное время, продолжал, как в студенческие времена, еще на трех работах пахать. Занимался спортом — в 11-12 часов вечера давали лед, и гонял в хоккей, — а когда свободные выдавались минуты, сторожить ходил или на кирпичном заводе простым грузчиком горбатился. Будучи одним из руководителей УБОПа столицы...
— Легендарный Кур...
— (Улыбается). Легендарный... Когда я зарплату пришел получать и директор завода меня увидел, не поверил, что это не комбинация, не проверка какая-нибудь. На что уж я сильный — по два сырца кирпича брал одной рукой, — а через месяц руки у меня отвалились. Потом такой миозит (вос­палительное заболевание скелетной мускулатуры. - Д. Г.) развился, что бумагу не мог подписать. Более того, — мне стыдно в этом признаться — не зная, как прокормить семью, я «воровал». Брал на себя грех — прихватив «для крыши» детей и супругу, шел на Выставку (район в Киеве. - Прим. ред.), а сам думал: «Какую из яблонь сейчас обтрясти, чтобы набрать на зиму яблок — одно для Вани и одно для Татьяны в день?».
Я знал, что работаю вне закона, когда в конце 80-х — начале 90-х устроился на кирпичный завод и занимаюсь деятельностью, которая со званием офицера милиции несовместима. Мне даже денег там не давали — зарплату кирпичом выдавали, за которым приходилось еще в очереди стоять. Было стыдно — я смотрел и думал: «Господи, какой позор, если узнают». Кстати, когда «воровал» яблоки, однажды мне конный патруль встретился. Оказалось, они меня знают. Увидели, остановились: «Ух, это вы!», а я думаю: «Все, сейчас яблоки заметят — это позор». Представляете? И они, возможно, видели, что я яблок набрал, а еще на черемуху залезал и с нее ягоды срывал, чтобы на зиму запасы набрать, как-то продержаться. Но ни слова не сказали, поскольку очень хотели со мной познакомиться как со знаменитым сыщиком.
Еще, признаюсь вам, в конце 80-х я «коммерцией» занимался — никто из руководства об этом не знал. Ко мне один бывший внештатный сотрудник уголовного розыска Евгений Гор­бань пришел и говорит: «Я при Институте ядерных исследований кооператив создал — будем по всем землям, колхозам ездить и ситуацию с радиацией после Чернобыля изучать. Я не гарантирую, что это принесет деньги, но вы, Степаныч, сможете хотя бы продуктов до­мой привезти». И на выходные дни я просил у руководства: «Дайте мне разрешение» — и, получив «увольнительную», уезжал в села, где с дозиметром и трубой, которую загонял в мерзлую землю и пробы брал, ходил в робе... чтобы никто меня не узнал. А в конце дня за работу набирал сумку продуктов: тут немножко картошки, там какого-то зерна или еще чего-то — все, что добрые люди мне, «бедному-не­счастному» начальнику ОБОПа, давали. Деньгами не платили — это 90-е были... Хорошо, что я это прошел...
Вот тогда свои взгляды пересмотрел — ни в коем случае вор не должен сидеть, если у меня нет доказательств, — не любой ценой! Я всегда считаю, что человеку надо дать шанс, — откуда мне знать, не доказав, что он совершил преступление? А может, я ошибаюсь или мой источник ложную информацию давали. Честное слово, я не блефую, предпочитаю принцип: лучше отпустить 10 виновных, чем одного невиновного наказать, а девиз Жеглова — страшная вещь, просто кошмар, и его сторонникам при­дется на том свете за это рас­плачиваться.
— Валерий Степанович, хочу поблагодарить вас за честную, обстоятельную беседу и не откажу себе в удовольствии пожать напоследок вашу большую, крепкую, мужественную руку...
— Большое спасибо, Дмитрий: старался как мог быть полезным — и вам, и обществу.